Однако по прошествии четырнадцати лет, когда союзница Британии по Крымской войне, легкомысленная Франция, переоценив собственные силы, проиграла франко-прусскую войну, царь Александр взял реванш. Он просто-напросто через своего посла ознакомил британскую королеву с циркуляром, в котором говорилось, что Россия не считает себя более связанной обязательствами, ограничивающими права страны на Черном море.
Виктория в тот момент не решилась развязать военные действия против России, ограничившись, по выражению лондонских острословов, «войной на бумаге».
И в Петербурге, и в Лондоне ожидали другой войны — за господство в Азии. Подчинив себе Индию и Афганистан, англичане с интересом присматривались к сопредельным территориям азиатских стран, а с севера уже надвигались русские, включив в сферу своего влияния Бухару, Ташкент и Хиву…
Рано или поздно две могучие империи должны были сблизиться у одной черты и поспорить о том, где будут проходить их новые границы. Эта война была бы вполне предсказуемой.
Но высшие силы рассудили иначе — военный кризис разразился не в Азии, а на Балканах. И что самое обидное — Россия, вставшая на защиту братьев-славян, оказалась в эпицентре событий, ежедневно и ежечасно укрепляя свое влияние на международной арене, а Британия, не пожелавшая проливать кровь собственных солдат, — на периферии событий.
Этак со словами и интересами королевы скоро вообще перестанут считаться. Виктория подозревала русское правительство в самых коварных замыслах — наверняка славянское единство было для царя Александра лишь поводом продемонстрировать силу и подчинить Европу своей воле…
Обсуждая политические события с премьер-министром Дизраэли, королева всплакнула и пригрозила, что сложит с себя корону в случае, если правительственный кабинет не поддержит ее в стремлении обуздать русских. Хотя она и считала сдержанность и умение контролировать собственные эмоции величайшим человеческим достоинством, обычно не допуская слез при свидетелях, но тут не совладала с собой. Любой выдержке наступает предел, когда заносчивый русский царь творит все, что хочет, а Виктория не может дать ему адекватный ответ. Зато ей удалось заставить премьер-министра, не привыкшего к подобным сценам, перейти к более активным действиям.
Маркиз Транкомб в элегантном фаэтоне направлялся в сторону Букингема. Упряжка его великолепных гнедых лошадей останавливала на себе взгляды прохожих. Даже сдержанные лондонцы не могли скрыть зависти, до того хорош был выезд.
Совсем недавно эти лошади принадлежали одному из знакомых маркиза, и тот ни за какие сокровища не соглашался с ними расстаться. Путем несложной интриги маркиз сумел поставить приятеля в такое безвыходное финансовое положение, что тот сам умолял Транкомба поскорее купить у него лошадок, чтобы спастись от краха. И маркиз приобрел желаемое, оставшись в глазах прежнего хозяина роскошного выезда не злодеем, а благодетелем, выручившим человека в трудную минуту.
Маркиз Транкомб вообще был большим мастером интриги и во всех смыслах человеком-загадкой.
Когда в свете заходил разговор о занятиях маркиза Транкомба, все вспоминали, что он много путешествует, и ничего другого даже в голову никому не приходило. А на вопрос: «Так чем же он все-таки занимается?» — острословы отвечали: «Наслаждается жизнью».
Может быть, со стороны так и казалось… Тем не менее маркиз Транкомб числился офицером Королевской гвардии (числился, а не служил с полной отдачей — гвардейская должность лишь прикрывала его службу в другом ведомстве) и часто рисковал жизнью во славу британской короны. Его основным занятием была политика, тонкая политическая игра, причем теневая.
Мало кто знал, что за блестящими дипломатическими победами Британской империи, за войнами, развязанными в разных концах света, за выгодными для англичан мирными договорами, за народными восстаниями, вспыхивающими в чрезвычайно подходящий момент, за свержением правителей и династическими браками маячит смутная тень маркиза, вкладывающего в дело свои труды и изощренный ум.
Сейчас маркиз торопился на Даунинг-стрит, где его ожидал премьер-министр Бенджамин Дизраэли, год назад получивший звание пэра и титул лорда Бриконсфилда.
Маркиз высоко ценил природный ум, дипломатические способности, хитрость и умение гнуть свою линию, присущие Дизраэли (эти качества не оспаривали даже те, кто недолюбливал премьер-министра). Без сомнения, это был именно тот политик, который требовался Британии на сегодняшний день, но… Признавать крещеного еврея Дизраэли английским лордом маркизу Транкомбу, гордившемуся своим длинным, разветвленным и уходящим в глубину веков родословным древом с именами знатных предков, было трудно. Если аристократическому титулу нет и трех сотен лет — грош ему цена.