Она выключила передатчик. Звездная карта исчезла, каюту залил мягкий, ясный свет. Замман потерла плечо тонкой, узкой ладонью, и сощурила глаза на свет.
— Могу я перекусить немного? — спросила она.
На боковой столик, пристроенный к огромному пульту, прямо из стены выскользнул поднос с многочисленными контейнерами, где ледовито поблескивала пища, источая аппетитнейшие парки.
Хозяйка ела медленно и небрежно, мысленно составляя планы на ближайшее время — всего на несколько недель, а ведь когда-то она строила планы на годы вперед: исследовать столько-то планет, изучить такую-то территорию. Однако постепенно ее тяга к масштабному планированию стала несопоставима с характером поставленной перед ней задачи. Ныне она бросалась в разные стороны короткими рывками, хоть и не бесцельно, но часто устремляясь в новые территории под влиянием внезапного импульса, интуиции, надежды. Она лишь старалась в своих поисках по возможности не пересекать собственный след.
Она проигрывала вакууму, и знала это. Она никогда не найдет своих близких! Как никогда не найдут их те тысячи и тысячи сотрудников Департамента, которые по ее поручению искали и не находили затерянные следы. Вселенная взяла дорогих ей людей, эта проклятая бездна одерживала победу.
Замман обратила взор к ее холодному черному лику, заполнявшему экран. Бездна смеялась над ней миллионом своих блистающих глаз.
«Глупая ухмылка!» — прошептала она с ненавистью обреченного. Затем встала из-за стола и принялась мерить каюту размашистыми шагами.
Вот ее враг — черный лик! Она могла противиться его воле, но лишь недолго. Недостаточно долго, чтобы это было принято в расчет. Враг ее был столь велик, что мог позволить себе просто ждать: века, тысячи, десятки, сотни тысяч лет. Ждать, пока где-то вырастет жизнь, теплая и храбрая, и хрупкая, и полная надежды, затем внезапно напустить на нее холодную волну разрушения и уничтожить. Разрушить извне, используя примитивную грубую силу, такую как Шаггары, или поступить более искусно, возбуждая злые, темные импульсы, медленно отравляющие разум целой расы. Могло даже случиться так, что ледяная парадигма смерти взрастала в одном-единственном разумном существе, а затем внезапно выплескивалась наружу, поглощая целые нации, целые планеты. Вселенная была вооружена против жизни, и этому оружию несть числа.
Замман остановилась. Взгляд застыл на просторной кушетке в центре каюты.
— Вам не следует прибегать сейчас к разумопоиску, Замман! — голос гигантского робота, ее верного корабля, прозвучал почти взволнованно. — За последние несколько недель вы подвергли себя серьезному эмоциональному напряжению!
— Знаю, — коротко откликнулась она. — Зато я рада, что парень вернулся обратно. Славные люди, и парень — славный. Боюсь, правда, что мы его слегка напугали…
Она задумчиво постучала по ножке кушетки мягким носком ботинка.
— Ты же знаешь, что это напряжение может оказаться полезным! Выводи куклу, и мы попробуем.
— Ту, что побольше? — спросил голос.
— Нет! — в голосе Замман зазвенели нотки раздражения. — Не могу на него смотреть, когда я одна. Нет, выведи ту, что поменьше.
Где-то в глубине корабля открылась и тут же закрылась дверь. Спустя несколько секунд послышался уверенный топот резвых ножек. В каюту вбежала маленькая фигурка, поискала глазами, увидела Замман и устремилась к ней.
Она рассмеялась, распахнула руки и с размаху подхватила фигурку в объятия.
— Что за мастер сделал им лица! — с удивлением воскликнула она, в то время как кончики ее пальцев все рисовали и рисовали невидимые линии на щечке маленького лица, так похожего на ее собственное, но все же другого. — Не отличишь на ощупь!
Она улыбнулась маленькой фигурке, свернувшейся калачиком у нее на руках.
— Пятнадцать лет! Ты теперь вырос, но все же еще не совсем. Мы не вымахиваем так быстро, как эти гуманоиды класса «А», верно? Но именно поэтому мы умнее, чем они. Правда?
Фигурка радостно и согласно заулыбалась. Замман прищурилась с тревожной улыбкой, словно прислушиваясь к чему-то, что происходило внутри нее. Куклы были совершенно непохожи на рабочих роботов, это было придуманное ею средство визуального гипноза, опасные и могучие реагенты, изъязвлявшие ее рассудок. Те ее сограждане, что принимали участие в их создании, делали это неохотно, хотя и понимали, что значат подобные устройства для того, кто ищет в своей памяти то, затерялось во времени. С отчужденностью, столь же безумной, сколь и привычной, она словно со стороны наблюдала, как ее охватывает, втягивает в себя уже знакомое чувство смешения прошлого и настоящего, иллюзии и реальности, пока внезапно какая-то холодная и бурная волна не оросила ее лицо, расслабляя мускулы. Она на мгновение закрыла глаза, затем осторожно опустила маленькую фигурку ножками на пол.
— Беги, малыш! — глухо произнесла она, ее лицо вновь стремительно напряглось и разгладилось. — Беги обратно, на место. Мама занята.
Журчащий смех растворился в удаляющемся топоте ножек. Где-то снова хлопнула дверь.
Замман медленно подошла к кушетке, легла навзничь, укрыв руками голову.
— Мы займемся разумопоиском прямо сейчас! — потребовала она.
Робот ничего не ответил. Из-под кушетки вылезло с десяток стекловидных щупальцев, они тут же начали деловито присасываться к обнаженным частям тела Замман, обвиваться вокруг головы женщины и приклеиваться к вискам.
— Я готова, — сказала она, — поехали!
Стена издала волну легкого жужжания. Тело Агента внезапно словно одеревенело, застыло колодой, а затем совершенно расслабилось.
Сначала она почувствовала холод, ринувшийся внутрь ее организма со всех сторон. Затем, почти мгновенно, он достиг нервных узлов, на которые и был нацелен.
Непосредственно вслед за этим поступление каких-либо ощущений извне прекратилось. Мозг Замман, освобожденное и одинокое сознание, немедленно сосредоточилось на безграничном Прошлом, одновременно не отрывая своего взора от бесконечного пространства Возможного, которое медленно перетекало в Несбывшееся. Эти миры — пространства, где перемешивались по кругу события и символы, послушно выкристаллизовались так, как того желало ее сознание, что могло не вполне соответствовать действительности.
Сознание могло с легкостью обмануться, но у него был верный союзник, перехитрить которого невозможно.
Именно он приказал:
— Обратно, в то время, когда это началось:
Один рой за другим пробуждались нейроны, откликаясь на настойчивый призыв щупальцев, прокладывающих себе путь по нервным цепочкам. События прошлого, связанные с другими событиями миллионом различных факторов и взаимовлияний, возникли, чтобы немедля распасться и собраться заново. Наконец на киноленте прошлого начали появляться знакомые образы. Этот звук удара, которого не забыть, это тепло, боль, холод, прикосновения, покой.
Ненависть, любовь, ужас, обладание, потеря.
— Вот здесь. Это началось здесь.
Сумеречная каюта на обреченном космическом лайнере, у гобеленовой стены переливается лужица янтарного света. В отдалении едва слышен шум работы гигантских двигателей.
— Тогда еще не умели полностью нейтрализовать вибрацию, — припомнило сознание Замман.
Она лежала в каюте на огромной постели, предаваясь сладкой ленивой дреме, щурясь в направлении мягкого янтарного сияния. Как обычно, она первая почувствовала, что настало время отдохнуть, и вернулась в каюту.
— …тогда любила поспать!
Ее мужчины еще развлекались где-то в бесчисленных и прекрасно оборудованных игровых каютах круизного корабля. Большой и маленький — оба должны были хорошенько отдохнуть. Иначе для чего существуют каникулы?
Замман начала было лениво подумывать о том, где они застряли на этот раз, когда янтарный свет мигнул два раза.
— Началось!
Страшный рев. Вспышка света. Трубный звук тревоги из коммуникатора кабины внезапно оборвался, тело закрутило по каюте в безумной пляске, словно подопытное животное под электрошоком. Повсюду поврежденные узлы искусственной гравитации корчились в коротких замыканиях, разрывались, неожиданно снова связывались и снова разрывались, но уже в других местах. Наконец они вновь сомкнулись в единое поле, адаптируясь к новым условиям, к катастрофе.