У магистра свело желудок, когда он стоял у постели больного. Вид несчастного слишком остро напоминал ему об испытаниях, через которые он только что прошел с Еленой и Сергием. Оспины покрывали лицо и конечности мужчины; но пока их еще заполняла светлая жидкость, а не гной.
– Он будет жить? – тихо спросил Аргирос, чтобы женщина, плакавшая в соседней комнате, его не расслышала.
– Может быть, – ответил Риарио. – Жар не такой уж сильный, как часто бывает, и пульс у него очень стабильный.
Доктор посмотрел на магистра. Аргирос заставил себя кивнуть.
Риарио достал из сумки скальпель; Василий решил, что это был тот же инструмент, которым вчера вечером откупоривались кувшины с вином. Доктор сделал небольшой надрез на большом пальце правой руки магистра. Тот чуть не отдернул руку. Добровольно подвергнуться заражению, и при этом сохранить невозмутимость, как оказалось, даже труднее, чем идти в битву.
Мыча себе под нос, Риарио вскрыл скальпелем пару нарывов на коже больного. Он нанес жидкость из них на ранку, которую сделал на руке Аргироса, и наложил повязку. Затем задумчиво взглянул на скальпель.
– Если на нем есть яд, придется вымыть нож, прежде чем я воспользуюсь им снова.
Через несколько минут он вышел, чтобы рекомендовать жене больного те же процедуры, какие Аргирос проделывал для Елены: протирать тело прохладной водой, соблюдать покой – и давать все безвредные успокаивающие, от которых, впрочем, было мало проку. Они заведомо не могли помочь в лечении.
Большой палец Аргироса начало дергать. Неважно. Если он прав, здесь скрывалось нечто сильнее любого лечения, поскольку все переболевшие коровьей оспой никогда не заражались черной. Если же он ошибался, что ж, Риарио уже говорил, чего в этом случае ожидать. Так или иначе, скоро все прояснится.
Визиты к Роарио превратились в ежедневный ритуал. Доктор осматривал Аргироса, проверял его температуру и пульс. Потом Риарио обычно верчал: «Пока Жив», наливал пациенту стаканчик вина – небольшой стаканчик – и отправлял домой.
Эта рутина придала существованию магистра смысл, вокруг которого его жизнь начинала постепенно восстанавливаться. Как и служба, к которой он вернулся через неделю после смерти Сергия. Число работников магистрата сильно сократилось, одни из них погибли, другие оплакивали родных или заботились о больных. Однако количество дел оставалось тем же. Утомление – почти такое же мощное болеутоляющее средство, как вино.
Через три недели от пореза на большом пальце Аргироса остался только бледный шрам. Магистр уже терял терпение, постоянно слыша от Риарио избитую фразу.
– Думаю, все так и останется? – многозначительно спросил Василий.
– О да, я тоже с некоторых пор так считаю, – ответил доктор. – Есть еще одна проблема: нам известно, что вы могли иметь иммунитет к оспе еще до того, как подхватили коровью оспу. Вы ухаживали за женой и сыном и, видите ли, не заразились от них.
Аргирос был потрясен. Ему казалось, что его обманули.
– Значит, то, что я сделал, бессмысленно?
– Нет, нет, нет и нет. Ваш случай является доказательством, но только частично. Я недавно провел новую проверку. Знаете, что не только Склеросы избежали оспы, но и почти все семьи молочников в городе?
– Не знаю, но так и должно быть, разве нет? Они как раз и должны первыми переболеть коровьей оспой вместо черной.
– Так. Это и заставило меня поверить в вашу правоту, хотя неизвестно, были ли вы восприимчивы к оспе или нет. Я заразил коровьей оспой пару десятков человек и попытался потом заразить их черной.
– И? – Аргиросу не терпелось подскочить к Риарио и вытрясти из него ответ. – Во имя Пресвятой Девы, скажите же, как они?
Доктор, по обыкновению, криво усмехнулся.
– Все живы, скажу я вам.
– Тогда, если, к примеру, префект города прикажет всем в Константинополе заразиться коровьей оспой, или же детей заразить ею через какое-то время после рождения…
– Никто из этих людей не будет потом поражен оспой, – закончил Риарио за магистра. – Так я думаю. Я уже начал посвящать в это открытие других врачей. Весть скоро распространится.
Аргирос благоговейно перекрестился и склонил голову в молитве.
– И о чем вы теперь молитесь? – вопросил Риарио после того, как магистр несколько минут провел в молчании.
– Я просил прощения у Господа за то, что посмел поставить под вопрос Его волю, – кротко ответил Аргирос. – Теперь я наконец-то вижу цель, с которой Он наслал горе мне и тем, кого я люблю… любил. – Последняя поправка опять напомнила о скорби. Аргирос поспешил добавить: – Если бы они не заболели, я бы не наткнулся на открытие, которое может спасти жизнь многим несчастным. Верно, что я послужил лишь орудием в руках Господа.