Мастер гильдии плотников как будто не страдал от жары – свойство, весьма ценное в Александрии. Он шагал по насыпи, совпадавшей с изначальной узкой дамбой Гептастадия, а затем повернул на восток по южному берегу острова Фарос к основанию маяка.
Даже восстановленное только наполовину, сооружение внушало благоговейный трепет, и это ощущение возрастало с каждым шагом. Аргирос всегда думал, что нет зданий грандиознее великого константинопольского собора Святой Софии, но устремленная ввысь громада маяка отличалась поразительным великолепием. По высоте маяк уже превосходил центральный купол Святой Софии, а по окончании работ должен был превзойти его в два раза.
Хесфмоис тоже выгнул шею и взглянул на башню.
– Это доказывает, – сказал он, – что в Александрии живут настоящие мужчины.
Аргирос фыркнул; он подозревал, что эту шутку повторяют приезжим уже шестнадцать веков – с тех пор как Сострат поставил фаллос (это слово заставило магистра вздрогнуть). «Фарос», – упрямо поправился он, заставляя себя прекратить играть словами.
Но перед глазами Василия вдруг день за днем пронеслись два года воздержания.
И все-таки выполнить мысленную команду оказалось проще, чем он ожидал. Когда они с Хесфмоисом подошли к маяку, магистр пригляделся к веренице шагавших перед постройкой людей. У некоторых из них были таблички. Аргирос озадаченно нахмурился.
– Это нищенствующие монахи? – спросил он плотника. – Но они не в монашеском облачении.
Хесфмоис закинул голову назад и расхохотался.
– Вряд ли. Подойдем ближе, и вы сами увидите.
Магистр пожал плечами и повиновался. Затем он заметил, что не все здесь расхаживали возле маяка. Те, что стояли вокруг, напоминали легких пехотинцев – без брони, но в шлемах, с копьями и щитами. По виду они ужасно томились от скуки. А один солдат и вовсе заснул, прислонившись к нижнему ряду каменной кладки постройки.
Те, что фланировали вокруг, едва ли выказывали больше признаков оживления, чем солдаты. Аргирос решил, что они проделывали это уже многократно. Теперь он подошел достаточно близко, чтобы прочесть надписи на табличках, и невольно засомневался в собственных выводах, одновременно не веря своим глазам.
«ЭТА РАБОТА СЛИШКОМ ОПАСНА», – гласила одна таблица. «ЖАЛКАЯ ПЛАТА ЗА СМЕРТЕЛЬНО ОПАСНУЮ РАБОТУ», – заявляла вторая. «ПЛОТНИКИ И БЕТОНЩИКИ БАСТУЮТ СОВМЕСТНО», – провозглашала третья. Остальные лозунги – на коптском языке, но магистр не сомневался, что они такие же пламенные и подстрекательские.
Аргирос был поражен. За подобную дерзость в Константинополе, как и в любом другом известном городе империи, зачинщиков немедленно препроводили бы в тюрьму.
– Почему солдаты не прогоняют их? – спросил он Хесфмоиса. – Для чего здесь солдаты, если не для этого? Или гильдии подкупили командира стражи, чтобы беспорядки продолжались?
– Ваши вопросы уместны, – заметил мастер-плотник. – Это хорошо, что у вас много вопросов.
– Было бы еще лучше, если бы вы на них ответили, – сказал Аргирос, довольный тем, что смог вложить в свои слова толику едкой иронии. Ему не хотелось выдавать Хесфмоису свое смятение.
– Ладно, – сказал Хесфмоис. – Солдаты здесь прежде всего для того, чтобы не было воровства. Нет, мы не подкупали командира, хотя, признаюсь, пробовали. Но нам не повезло, поскольку Кирилл – честный малый.
Теперь магистр заподозрил, что скрывать свое возмущение значило потерпеть поражение. Если бы где-либо в империи ремесленники попытались отказаться от работы – – что само по себе вряд ли возможно, – солдаты просто силой заставили бы их трудиться. Но Муамет Деканос достаточно сведущ, чтобы использовать этот метод, будь он результативным. Значит, Хесфмоис совместно с лидерами других гильдий действительно могли парализовать Александрию, если бы кто-то осмелился покуситься на их непомерные привилегии.
– Египет, – прошептал Аргирос.
Невозможно представить, чтобы где-либо еще в империи такая бессмыслица, как дело Пхериса против Серапиона, тянулась семьсот лет. Магистр собрался с мыслями и обратился к Хесфмоису:
– Почему вы, рабочие, решили уйти?
Плотник взглянул на него с долей уважения.
– Знаете ли, вы первый чиновник, который удосужился спросить об этом. Префект и его люди просто требовали, чтобы мы вернулись к работе, как они поступают при обычном анахорезисе. В другом случае мы бы в конце концов вернулись. Но не сейчас. И не здесь. А потому они выжидают; они не смеют натравить на нас солдат, но не знают, что еще можно сделать. А мы держимся в стороне, и ничего не происходит.