– О! In Zukunft – der grosse Kцnig!
– Синьор, а, что это вы на немецком?
– Чуть-чуть. Выпьем!
– Prosit!
Задолго до совершеннолетия.
Иннокентий III уже на рождество 1202 года отпустил меня из-под опеки. Великий папа. Он, конечно, вряд ли хотел… А что он хотел? Кто это мог знать и когда?..
Только из двух зол: меня – дитя Апулии и действующего императора Отона – он выбрал?.. что вы так быстро угадываете? – дитя. Да. Но он вместе с королем Франции Филиппом II Августом в сентябре 1211 года настояли, чтобы в Нюрнберге имперские князья выбрали меня германским императором. Слава Иннокентию! Великий папа!
В 16 лет – я – император! Конечно, к такому папе я поехал подтверждать свою преданность и свое послушание! Личная преданность – это дорого.
Какая сердечная была встреча! Папа любил меня, а я его. Что может быть лучше, чем враг моего врага?
Я видел Иннокентия один раз – тогда. Нас соединила великолепная ненависть. Чудесно! Этот человек сделал меня кайзером.
Великий папа! Мой защитник и благодетель! Ничего смешного. Как все переплелось: Отон вместе с англичанами напал на французов – о, мой второй покровитель Филипп! – но при Бувине армию моего врага уничтожили. Плохо пришлось и англичанам. Бедный Джон! Он так и остался бы братом Ричарда и сыном Генриха и Алиеноры – странная семья, не правда ли? Но после этой неудачи (были и другие) его принудили подписать Magna Charta Libertatum… еще это называют Habeas Corpus Akt… Ужасно быть безземельным монархом – это судьба? Бедный, бедный Джон Лекленд!
Вольность – что это? Какие-то официальные свободы? Или это состояние души? Некое сочетание? Скорее всего, невозможно быть свободным в обществе без общества, потому что расчитывать в этом случае можно только на отсутствие должного интереса к претенденту на свободу. Настоящую атаку не выдержать никому. Вот смысл, провал, процедуры, ритуал – можно выиграть. Минимальная вероятность, но она как бы есть. А если нет даже условных правил? В их отсутствии – своя система? Когда-то люди выжили? А мы не знаем, на самом деле, как это произошло. Зато сегодня гораздо яснее, как мало мы знаем, на самом деле. Мы даже не подозревали, как-то, что мы знаем относительно. Более чем. Устояли ли хоть какие-то истины? Какие? Попытки, вместо свергнутых кумиров, вернуть еще ранее свергнутых, напоминают… а что, собственно, может вернуть к жизни ушедшее из нее?.. Чудеса редки.
Внутреннее состояние. Да уж. Наисвободнейший по закону – заперт внутри? Весьма и весьма. Дышать и совершенствоваться. И это все? Если не повезло с этим родиться – то дышать. И совершенствоваться.
И вот он! Вот – IV Латеранский собор!
Великий папа! Великий… Иннокентий III сделал свое дело. Впрочем, насчет остального – мне нет дела, а я был признан собором – я – император. Roma locuta, causa finitа.
Мне попали в руки стихи… некий Freidank… Кажется.
– Высокочтимый сьер… нет, я не могу удержаться, невозможно, у нашего блистательного Федерико, нет, что я говорю, конечно, Stupor mundi!.. у него…
– Дорогой сьер, мне говорили, я запамятовал, я сам говорю, как все: Pynop дунди, но…
– Нет-нет, «Stupor mundi», о, это значит «Удивление мира»! да, наш Феде… Нет, он – Удивление мира!
– Спасибо, но о чем вы хотели, дорогой сьер, поведать, да?
– Я скажу то, о чем говорят все: он выдающийся юрист. После Юстиниана – Федерико – первый! А может, он лучше и Юстиниана. А как он знает норманнское право! Но… Но его знание Corpus juris civilis… Новый Юстиниан!
– Мой сеньер, выше! Много выше.
– Мое преклонение перед вами, дорогой сьер, я склоняюсь перед истинным пониманием права. Я скажу больше, конституции нашего монарха «Lieber Augustalis» – величественный памятник закону – это живые нормы права и это его дитя!
– Чудесно! Чудесно.
– Я скажу еще… Но это для знатоков, да. Так вот, мне объяснили разницу… В двух словах, ранее теологи оценивали государство, как нечто… Как плод грехопадения… Да-да! Это как извинение перед подданными.
– Возможно, в этом что-то есть…