И «трясучка». Здесь опять же бралось равное количество монеток в ладошку; накрывалось все другой – и все тряслось… скоко-то времени. На слове «стоп» трясущий переставал трясти. После того, как он слышал сакраментальное «Орел» или «Решка», открывал «крышку», и судьба монет определялась по произнесенному слову: те, что лежали так, как было сказано, были того, кто сказал; остальные того, кто тряс.
Легко.
Играли тоже: по десять, по двадцать… Руки же не безразмерные: сколько влезало, чтобы трясти? Ну, это и максимум. Но появилось нововведение: играли двумя монетками и продолжали ими играть вне зависимости от суммы. А суммы уже были разными.
Как-то подошел один из игроков (вообще был очень азартный) и предложил поиграть в «трясучку». К слову, считался хорошим игроком – все это, конечно, относительно, но уделял этому много внимания. В любом случае, изначальные шансы были в пользу того, кто подошел, в том числе, лучшее знание непонятно кем и когда установленных правил, которые при этом не рассказывались – как-то так.
Собственно, чего не поиграть? Было каких-то свободных от напряжения копеек тридцать-сорок. Ну, и…
– По десять, – сказал приятель – он и тряс.
– По десять…
Стоп…
Все замерло.
– Орел.
На ладони было два орла.
– По двадцать, – быстро сказал он
Выигранных десять, моих как было – десять. Чего бы и нет.
– По двадцать…
Стоп… Орел.
На ладони было два орла.
– По сорок, – настойчивость тот имел.
Моих было десять. Те его.
– Хорошо…
Стоп… Орел…
Оба орла на ладони легко подрагивали.
– По восемьдесят.
– Подожди. Как восемьдесят?
Восемьдесят копеек. Это было. Ну, два билета в кино. Или один на двухсерийный. На «Три мушкетера». Или… Пирожное – 22 копейки. Нет, 80 – это…
– Я в проигрыше. По восемьдесят.
Кто-то проходил мимо. Из специалистов. Спросили его, совершенно авторитетным тоном подтвердил: – Имеет право отыграться, – и ушел.
– По восемьдесят…
Все равно моих – 10. А остальные его.
– Ну, ладно…
Стоп… Орел.
Почему-то было понятно, что и будет «орел».
– По рубль шестьдесят.
Стало легко и смешно. Легко. Все выигрывалось. Цифры уже были какие-то просто страшные: тот, каждый раз играл на весь свой проигрыш. Таких денег и в руках не было никогда. Говорил исключительно: орел. И орел давал победу…
Было легко. Но вот ощущение… что-то вроде сладкой ваты: много и сразу совсем чуть-чуть… и ничего…
Какое-то время все было в игре. Руки, монеты, руки, орел, орел, орел, орел…
Совершенно случайно посмотрел на лицо того, кто тряс… Тот стал серый… Серый… Какие-то невозможные деньги он уже проигрывал…
А, собственно, зачем эти деньги? Сколько их? Вот тот проиграл двадцать рублей… двадцать!!!
А где он их возьмет?
Орел… орел…
Трясутся монетки…
Выпала «решка»…
Тот был зеленый. Зелено-серый.
С каким-то чувством освобождения отдал 10 копеек.
Легкость была хорошая, полная.
Игра… Игроки… Орел…
Да, результат, процесс… или нечто… что-то иное… какая-то завораживающая… некое ощущение мирового пространства…
– Я никогда не забуду, как я во втором классе получил в один день две двойки.
Страшно пережил. Ну, ужас какой-то!… Выхожу из школы, а меня ждала мама… Вышел, весь рыдаю… И с какой-то апатией… Что, собственно, может еще быть?… Жизнь окончена… Значит, даже с какой-то апатией жду, что она скажет… И в этих рыданиях рассказываю про те самые двойки.
– И что?
– Она мне сказала: «Подумаешь! Я тоже получала двойки!». И купила мне два пирожных.
К слову, тогда пирожные мне покупали где-то раз в месяц. При хороших делах.
– Кто прислал сюда этого сарацина? Нет, не надо говорить, дай его грамоты. Да. Ага… Египетский султан Малик-аль-Камил. Брат великого Салах-ад-дина. Я слышал, что еще при осаде Дамиетты он предлагал перспективные условия мира.