— Печально, но ключ мы так и не нашли…
— А дверь как открыли?
— Я стрелял из карабина, целый магазин патронов израсходовал, а Козырев, как проклятый, безостановочно махал пудовой кувалдой… Так, общими усилиями, и достигли цели.
— Теперь сообща новый замок покупать будете.
— Но, товарищ нарком…
— Да шучу я. Шучу. Настоятеля так и не нашли?
— Никак нет! — точно цитируя одно из самых распространённых требований устава, бодро отрапортовал Козырев. — Правда, какой-то тип в рясе, длинный, тощий, по пути мне всё-таки попался. Точнее, он сам на меня налетел, чуть с ног не сбил — так спешил куда-то. Я его припугнул, на всякий случай, мол, гони ключи от часовни, гадина поповская, а он: «Моя по-русски не понимайт»…
— Описать его можешь? — загорелся Плечов.
— Кого?
— Ох, и туп же ты, братец…
— Попа?
— А ты ещё с кем-то встречался?
— Сказал же: высокий, худой, как наша родная черноморская тюлька, чё ещё?
— Глаза какие?
— Вредные! Колючие!
— Волосы, уши?
— Так сразу не разобрать… Мы же всего несколько секунд с ним общались.
— А потом?
— Потом он махнул рукой и побёг далее…
— Узнаешь его при встрече?
— Несомненно!
— Опять ты за своё?
— Так точно!
— Ладно. Свободны! — Лаврентий Фомич взял бразды правления в свои руки. — Ждите нас у входа в костёл. Да… Ещё… Балабанов!
— Я!
— Ближе к вечеру всю эту шушеру поповскую соберёшь в одном месте — и доложишь. Как только освобожусь, побеседую с ними по душам…
— Ну что будем делать, товарищи? — поинтересовался Цанава, нервно переводя взгляд с одного учёного на другого.
— Обедать. Кушать хочется невыносимо, — чистосердечно признался Фёдор Алексеевич.
— Угу-гу, — нечленораздельно согласился с мнением профессора его юродивый отпрыск.
— Могу предложить только скупой казенный харч. Хлеб. Тушёнка.
— Мы люди избалованные. Нам первое-второе подавай. Причём — ежедневно.
— Боюсь, что наш родной советский общепит в эту глушь ещё не добрался.
— Печально. Но когда-то здесь были два-три неплохих польских ресторанчика. Пойдём, поищем?
— Не возражаю. Кто угощает?
— Я. Как-никак Несвиж — моя родина, выходит, вы у меня в гостях.
— Это уже по-нашему, по-кавказски!
— И по-белорусски тоже! — заверил Ярослав.
— Выходит, законы гостеприимства одинаковы для всех народов?
— Скажу так: они не имеют национальности.
— Браво-браво! Прекрасно сказано, — шутливо поаплодировал нарком.
— Спасибо на добром слове.
— Пожалуйста… А сейчас — построились… Тьфу ты, чёрт… Вперёд, товарищи!
Начали конечно же с борща.
Свекольник был потрясающим — настолько вкусным, что каждый из компании управился со своей порцией за считанные минуты. Быстрее всех — Павлик, похоже, что в костёле его совсем не кормили. Или кормили очень плохо.
Пока ждали второе — завязали разговор про житьё-бытьё, скоро переросший в монолог или, если хотите, исповедь профессора:
— Семья наша была, может, и не самой богатой, но одной из наиболее образованных во всей Белоруссии — это точно. Отец преподавал в первой белорусской гимназии, которая, между прочим, открылась на сто лет раньше российской… И тут его за какие-то грехи перевели из Минска в Несвиж — по одним данным просто выслали за революционную деятельность, по другим — откомандировали поднимать упомянутое выше учебное заведение. Здесь он и познакомился с моей мамой — лучшей выпускницей знаменитой местной балетной школы… Да-да, не улыбайтесь — была в Несвиже и такая! А в 1880 году у них родился первенец. То есть я. Назвали меня в честь деда — Фёдором. Второй ребёнок — Василий — появился на свет через три года, но долго не прожил — умер, когда мне не исполнилось и шести лет. Я его помню плохо, но старшие соседские ребятишки шептались, что у него было не всё в порядке с головой. Может, поэтому родители больше не рисковали заводить детей…
Васькина смерть больно ударила по моей неустойчивой ещё психике, что, видимо, и сказалось значительно позже, когда у нас родился сын. Степан. Имя Павел ему дали в монастыре, на другое он уже не отзывается… Со своей будущей женой я, кстати, познакомился в этом самом ресторанчике, когда прибыл на каникулы из Виленского университета — Настя в нём прислуживала. Вот такая моя история… Ну, беритесь за вилки, дорогие друзья, а то вареники стынут!
— Надеюсь, вы прибыли сюда не только для того, чтобы пробудить светлые юношеские воспоминания? — покосился на профессора Цанава, поблескивая хитрыми чёрными глазами.