«Когда наша память предает нас...»
Последнее известное местонахождение: конспиративный дом в Тегеране.
«Кто мы?»
Свист пули звучит одинаково на всех языках... Кто сказал это?
«Кем мы стали?»
Ты сказал это.
Рид ощутил как снова проваливается в темноту. Араб дважды дал ему пощечину, возвращая в реальность, в бетонную комнату.
– Теперь мы сможем продолжить более серьезный разговор. Итак, я спрошу снова. Как... Тебя... Зовут?
Ты входишь в комнату для допросов. Подозреваемый пристегнут наручниками к петле стола. Ты лезешь во внутренний карман пиджака и достаешь свое удостоверение в кожаной обложке. Открываешь его...
– Рид. Лоусон, – его голос был неуверенным. – Я профессор... Истории Европы...
Допрашивающий разочарованно вздохнул. Он поманил пальцем жесткого, хмурого напарника. Тяжелый кулак попал ему прямо в щеку. Коренной зуб подпрыгнул на полу в каплях свежей крови.
Пару секунд он не чувствовал боли. Лицо онемело и лишь запульсировало от удара. Затем появилась новая, смутная, резкая боль.
– Ннн..., – он попытался что-то ответить, но губы не подчинялись.
– Я спрошу еще раз, – повторил араб. – Тегеран?
Шейх был заперт в конспиративном доме, замаскированном под заброшенный текстильный завод.
– Загреб?
Два иранца, собирающиеся сесть на зафрахтованный самолет в Париж, задержаны на взлетно-посадочной полосе.
– Мадрид?
Риц, пятый этаж: активированная ячейка с бомбой. Предполагаемое место назначения: Плаза де Кибелес.
– Шейх Мустафа?
Он боролся за свою жизнь. Дал нам все, что мог. Имена, локации, планы. Но он знал слишком много...
– Я знаю, что ты вспоминаешь, – произнес араб. – Твои глаза говорят за тебя... Зеро.
Зеро. В голове возникла картинка: Мужчина в очках-авиаторах и темной кожаной куртке. Он стоит на углу улицы какого-то европейского городка. Двигается в толпе. Никто не в курсе. Никто не знает, что он там.
Рид снова попытался вытряхнуть видение из головы. Что с ним происходит? Картинки плясали в голове, как последовательные сцены, но он отказывался принимать их за воспоминания. Они были ложными. Будто искусственно введены в его подсознание. Он был профессором университета с двумя дочками-подростками и скромным домом в Бронксе...
– Расскажи, что тебе известно о наших планах, – решительно потребовал допрашивающий.
Мы не говорим. Никогда.
Слова эхом повторялись в его голове. Снова и снова. Мы не говорим. Никогда.
– Это расстянется навечно! – закричал высокий иранец. – Добей его.
Его напарник вздохнул. Он потянулся к металлической тележке, но не стал включать полиграф. Вместо этого его пальцы задержались над пластиковым контейнером.
– Вообще я спокойный человек, – обратился он к Риду. – Но стоит признать, что разочарование моего коллеги немного заразно.
Он взял окровавленный скальпель, тот самый, которым вырезал маленький серебряный чип из его головы, и мягко прижал его к ноге Рида, чуть выше колена.
– Все, что мы хотим знать, это то, что известнотебе. Имена. Даты. Кто сообщил тебе это. Позывные остальных агентов.
Моррис. Ридижер. Йоханссон. Имена мелькали в голове и с каждым появлялись лица, которых он раньше не видел. Молодой человек с темными волосами и дерзкой улыбкой. Круглолицый дружелюбный парень в накрахмаленной белой рубашке. Женщина с прямыми светлыми волосами и стальными серыми глазами.
– И что стало с шейхом.
Каким-то странным образом Рид вдруг осознал, что шейх, о котором они говорят, был задержан и отправлен в бункер в Марокко. Это не было видением. Он просто знал это.
Мы не говорим. Никогда.
Холодок пробежал по всему телу Рида, пока он изо всех сил пытался сохранить хоть какое-то подобие здравомыслия.
– Говори, – настаивал допрашивающий.
– Я не знаю, – слова странным образом застревали на распухшем языке. Он поднял голову и увидел, что другой парень, ухмыляясь, смотрел на него.
Он понял иностранную речь... И ответил на беглом арабском.
Араб проткнул кончиком скальпеля ногу Рида. Тот закричал, когда лезвие коснулось мышцы бедра. Инстинктивно он попытался одернуть ногу, но лодыжки были привязаны к ножкам стула.
Лоусон крепко стиснул зубы так, что челюсть неистово заболела. Рана в ноге, казалось, горела.