На следующее утро Чапмена отвезли в Клуб армии и флота, где он за обильным завтраком встретился с Таром Робертсоном и Ронни Ридом. Встреча получилась дружеской и сердечной. Рид был особенно рад встретиться со своим другом, который «вернулся благополучно и вновь рычал, словно лев». Во второй раз за два года Чапмен подробно рассказывал британским разведчикам о своих приключениях. Однако сейчас это уже не был бессвязный поток наполовину забытых фактов, как после его прибытия с виллы Бретоньер. Нет, это был детальный, точный, практически поминутно описывающий события доклад квалифицированного агента. Зигзаг предъявил непроявленную пленку с фотографиями старших офицеров абвера и клочок рисовой бумаги, на которой он записал кодовое слово, используемое в Осло для радиопереговоров, — ПРЕССЕМОТТАГЕЛСЕТРОНХЕЙМСВЕЙЕН, а также используемые радиочастоты. Он подробно описывал людей, с которыми встречался, увиденные места, важные военные объекты, которые он счел потенциальными целями для бомбардировок. Его описания были настолько же точными и подробными, насколько запутанным и несовершенным был его первый доклад. Он дал детальное описание немецких оккупационных сил: расположение штаб-квартир СС, люфтваффе и абвера в Осло, места базирования танков, центр связи с подводными лодками, базы снабжения авиационных соединений, верфи, опознавательные знаки германских военных частей и зенитные батареи. Кроме того, он по памяти набросал карту поместья Квислинга на полуострове Бигдей, попутно рассказав, как он «специально причалил рядом с ним, катаясь на яхте».
После завтрака Чапмена осмотрел доктор Гарольд Дирден, штатный психиатр «лагеря 020», который объявил, что «психически он вполне здоров, хотя физически измотан». Поначалу слушатели полагали, что Чапмен несколько приукрашивает правду, однако по ходу его рассказа их скептицизм постепенно испарялся. «Все положительно свидетельствует о его полной невиновности, — писал Стефенс. — Если бы он рассказал немцам хотя бы малую часть правды о том, что происходило с ним в Британии в его предыдущий визит, они явно не оставили бы его на свободе, тем более не выплачивали бы ему в награду огромные суммы и уж точно не послали бы его сюда вновь».
Было не сложно проверить, говорит ли Чапмен всю правду. В МИ-5 знали, что он занимался подготовкой Бьорнссона и Юлиуссона, однако сам Чапмен не имел ни малейшего понятия о поимке двух незадачливых исландских шпионов. Если он сам, добровольно расскажет об исландцах, это будет, как писал Стефенс, «доказательством его абсолютной честности». Именно так и поступил Чапмен: он подробно рассказал об исландских агентах, дал их полное описание и поведал об их подготовке. Его рассказ в точности совпадал с тем, что уже знали сотрудники «лагеря 020». «Думаю, это полностью доказывает, что Чапмен ведет честную игру», — указывал Стефенс. Чапмен был искренен; даже средства для совершения самоубийства, выданные ему, были подлинными, — пилюли с цианистым калием, выпущенные парижской компанией Laroche, и цианид в жидкой форме. «Эти средства перестанут представлять опасность лишь после того, как вылить их в канализацию и хорошенько продезинфицировать слив», — заключил научный департамент МИ-5.
Еще одним доказательством откровенности Чапмена стало его сообщение, что камера «лейка» и 1000 фунтов из выданных ему средств предназначались для другого германского агента в Британии, «человека, которого они считают одним из наиболее ценных своих шпионов, действующих в этой стране». Британские шефы Чапмена не пожалели сил, чтобы убедиться: он действительно не знает, как зовут этого агента. Однако МИ-5 оно было знакомо: его звали Брут.
Роман Гарби-Чернявски, он же Арманд Валенты, был поляком, пилотом истребителя, потом сражался в одной из тайных подпольных групп во Франции, пока в 1941 году не попал в руки к немцам. После того как Роман провел восемь месяцев в тюрьме, нацисты, убежденные, что сумели завербовать его, организовали для него побег, направив в Британию для создания там польской «пятой колонны». Однако в Британии Гарби-Чернявски сдался властям и теперь успешно работал как двойной агент Брут.
Немецкие шефы Гарби-Чернявски долгое время обещали помочь ему деньгами и снабдить более совершенной фототехникой. Незадолго до прибытия Чапмена в Британию «наиболее секретные источники» перехватили радиограмму абвера, отправленную из Парижа в Висбаден, в которой говорилось, что Фрицу выданы деньги и «лейка» для передачи Губерту — это было кодовое имя, которым немцы называли Брута. Объявив, что он, помимо прочего, выполняет еще и работу курьера, Чапмен лишь подтвердил уже известную МИ-5 информацию.
Это было еще одно доказательство честности Чапмена. Однако передача оборудования, привезенного Зигзагом Бруту, была дополнительной головной болью. Для этого требовалось создать и координировать не один, а целых два потока дезинформации, при этом два агента больше не смогут действовать независимо друг от друга. «Зигзагу будут даны инструкции, которым он должен будет следовать и которые свяжут его с Брутом. Нам не нравится идея сводить этих двух агентов, однако, похоже, этого не удастся избежать».
Чрезвычайная насыщенность миссии Зигзага предоставляла широкие возможности для обмана немцев, однако в МИ-5 предпочитали действовать осторожно. «Хотя на данный момент мы уверены, что Чапмен не ведет с нами двойную игру, все же, если мы будем привлекать его к любого рода операции, ставящей целью ввести противника в заблуждение, эта операция не должна вызывать никаких сомнений».
Дотошного Стефенса смущали лишь два момента в истории Чапмена: его привязанность к своему немецкому шефу фон Грёнингу, которого он называл доктором Грауманном, и отношения с Дагмар Лалум.
Дружба Эдди с фон Грёнингом за прошедшие месяцы лишь окрепла, и это чувство могло повлиять на лояльность Чапмена к Британии. «Не следует забывать, что он поддерживает очень близкие отношения с Грауманном и относится к тому с большим пиететом, — писал Стефенс. — Чапмен считает его противником нацистов и либералом». Эдди активно защищал Грауманна, настаивая, что тот — «человек очень способный, осторожный и изобретательный, чьи возможности, однако, ограничены из-за низкого качества человеческого материала, с которым ему приходится работать». Чапмен также указывал, что сестра фон Грёнинга усыновила еврейского ребенка, хотя более рассудительные головы в МИ-5 полагали, что это вполне может быть «своего рода страховкой на будущее».
Стефенс был вынужден признать возможность того, что Эдди и фон Грёнинг действуют сообща. В действиях Чапмена всегда оставалось что-то непостижимое и ненадежное. В нем уживались приспособленец и сторонник твердых принципов. Стефенс по этому поводу писал: «Чапмен — непростая личность, и какая-то часть его все еще остается преданной Германии. Невозможно избавиться от мысли о том, что, если бы Германия начала выигрывать войну, он легко мог бы остаться за границей. В Англии у него нет никакого общественного положения; в Германии, среди грабителей и убийц, он чувствует себя своим. Очень сложно судить о том, что происходит у него в голове: ведь он постоянно вынужден сравнивать жизнь в роскоши в Германии, где он сам устанавливает для себя законы, с жизнью здесь, где он до сих пор вынужден бояться закона». Те же сомнения испытывал и Лен Берт, глава Специального отдела, отвечавший в полицейском департаменте Британии за связь с МИ-5. Ознакомившись с полицейским досье Чапмена, Берт был «убежден, что Зигзаг — человек без совести и чести, готовый шантажировать любого, если сочтет это выгодным, и который легко продастся противнику, если это поможет что-то выиграть для себя лично».
Загадка не поддавалась быстрому решению. За Эдди нужно было следить, его отношения с фон Грёнингом предстояло подвергнуть тщательному анализу. С ним надо было держать ухо востро. МИ-5 было трудно соперничать в щедрости с немецкими хозяевами Чапмена, но можно было хотя бы попробовать: «Хотя мы не предполагаем — да и не можем — поставлять к его столу шампанское, все-таки это та сфера жизни, где нам придется вступить в соревнование с немцами».