Странная фраза стала понятной, когда я подошёл к дому, который выкупил на сиротские деньги Барни.
Уже на подступах к нему я понял, что мы опоздали.
Дверь была открыта, внутри — сущий хаос. И ещё кое-что.
— Мы скрывали это как могли, но проклятые писаки всё равно где-то инфу разнюхали, — мрачно ответил Злобин, — давно новости смотрел?
— Не люблю себе аппетит портить. Да и жажду жизни терять не хочу.
— Вот и правильно. Только здесь особый случай. Чувствуешь, словно пустота внутри? — я мрачно кивнул. — Кто-то тянет из нас всех магию. И наши с тобой «огоньки», как их прозвали в народе, это ни что иное как наша общая беда. Магия умирает. А с ней помрём мы следующие. Преступник это понял в первую очередь. Вот и, — он кивнул на разгромленную комнату и кровавые следы на полу, — ушёл с нашим фениксом. Есть догадки, на что и, главное, где он решит «распылить магию»?
Наконец-то меня начали слушать.
«Держись, Марьяна».
Дорога назад, в Коршунов, была значительно быстрее. Я не чуял под собой ног.
«Быстрее, быстрее».
— Стоп, поверни! — крикнул я Злобину. — Если я правильно понял ход его мыслей, ты скоро тут начнётся реальная заварушка.
— Да с чего ты?.. — хотел возмутиться он, но тут ему кто-то позвонил на сотовый, — да, слушаю. — стрёкот сверчков в ответ, — Понял. Выдвигайтесь. И пришлите сапёра.
Я сначала офигел, потом…
— Что случилось? — в ответ следователь забористо выругался.
Ждать, когда он наконец выговорится, пришлось долго. Что ж, некоторые выражения возьму на заметку. Но при Марьяне я так говорить не буду.
«Держись, родная».
— Да что-что? Барни этот случился. Позвонил, представился анонимом и сообщил, что ТЦ заминирован. Мы бы и внимания не обратили, если бы младший рядовой не опознал нашего воспитателя. Гонит, как есть гонит.
— Он просто хочет привлечь внимание, — я старался говорить уверенно.
Но на деле моё спокойствие было так далеко. Машина Злобина едва затормозила возле входа, как я уже выскочил из машины, не слушая доносившихся ругательств. Я просто не мог, права не имел оставаться в стороне, когда Марьяна.
«А что, если…?»
Я нашёл её даже не по запаху. Глядя на странное освещение возле переговорной, я нутром почуял: что-то не так. И тогда я увидел Марьяну. Или она меня?
Карие глаза наливались огнём, я видел это отчётливо. Она не шевелилась. Позади неё стоял наш дружок Барни. И что-то ей выговаривал. Марьяна не шевелилась. Что-то упорно держало её на месте.
И тут она увидела меня.
— О, ты тоже пришёл на представление? — крикнул мне этот…
«Матерь Божья! Твою…!»
Сзади послышался зычный голос Злобина, отдающий приказы:
— Да, вызывайте сапёра.
«Нет, не подходи», — одними губами шепнула Марьяна.
Пальцы, которые она сжала на плечах, свело судорогой. Она стояла на растяжке. Шаг в сторону — и трупы мы все. Но если она сгорит в огне феникса.
— Нет, не делай этого! Марьяна, нет! — я видел, как Барни ей что-то шепнул, насмешливо глядя на меня.
Но я не смел подойти ближе. Боялся, что один неверный шаг, и она… По щекам катились первые слёзы.
— Нет! Нет!
Плевать, плевать на всё. Я бежал к ней так быстро, как только мог, не слушая ни следователя, ни полицейских. Мне оставалось пара шагов.
«Не позволю!» — но Марьяна уже сделала выбор.
Глава десятая… И возродиться во тьме
Марьяна
— Нет! Нет! — Демьян.
Каким-то шестым чувством я поняла, что он рядом. Настолько обрадовалась его появлению, что едва не упустила главное — нельзя двигаться. Растяжка под ногами опасно затрещала: на деле, конечно, я не сдвинулась с места.
Чем и воспользовался Барни. Он резко схватил меня за плечи и чуть ли не силой развернул меня. Демьян.
Так близко и так далеко.
Я старалась держаться изо всех сил, и пусть по телу пробегает какая-то неестественная усталость, а ноги сводит судорогой. Пока я жива, есть надежда.
Из прочитанного про эти новомодные мины, я знала, что от них нет спасения. Даже если я и переложу вместо себя какой-то тяжёлый предмет, то не факт, что это подействует. Шансов практически нет.
«Кто-то должен сгореть», — вспомнились слова предсказательницы.
Неужели это… Нет, не хочу об этом даже думать.
— Что тебе нужно? — в который раз спросила я Барни.
Должна же хотя бы напоследок понять, прежде чем решиться.
— О, ты наконец-то решилась, — острые ногтевые пластины впились мне в основание шеи, я едва не вскрикнула, — Ах да. Ты же не помнишь? Предпочла стереть память обо мне? Давай же. Давай!
Я хотела закричать, что и понятия не имею, о чём он. Но не могла сдвинуться с места. Мозг судорожно анализировал ситуацию, пытаясь найти выход. А его не было, не было!
Возок нас собрались полицейские, сам следователь Злобин смотрел на меня с укором. Словно я ему что-то виновата.
Ногти сильнее надавили на плечи, да так, что я едва не вскрикнула.
Как вспышки, перед глазами пронеслись забытые воспоминания. Я маленькая, протягиваю руку новенькому мальчику. Его глаза пылают синим, прямо как настоящие камешки в волосах у директрисы.
Он особенный.
— Вспомнила? — шепнул мне на ухо Барни. — Я вижу, что вспомнила.
Только он метаморф. Его суть — перевоплощения. Мы когда-то играли в детстве, вот только если я, наученная горьким опытом, вскрывала, что могу ощущать эмоции и испускать магию, то юный Барни не желал этого делать.
И однажды поплатился.
— Думаешь, приятно было знать, что они, они все, ты только посмотри на них, — зашептал мне на ухо Барни, глядя прямо на Демьяна, стоящего в нескольких метрах от нас. Глазам стало мокро. — Я мог бы стать актёром. Хорошим, качественным, но эти сволочи лишили меня выбора! — От боли я зажмурилась. Но Барни ещё не закончил. — Так что гори, птичка!
И он меня толкнул.
Я не успела ничего сделать.
Никто бы не успел, потому что это было слишком неожиданно. Уже чувствуя последний, предсмертный, щелчок, я приняла решение. На фоне забеспокоились люди, кричали женщины, перекрывая вой полицейских сирен.
Огонь опалил ноги.
«Гори, птичка!»
Сила феникса — в самопожертвовании. Я раскинула руки в стороны, ощущая, как за доли секунды мир окрасился багровым. Вы можете говорить что угодно про героизм и самопожертвование, но одна я знаю точно — никто не хотел бы умереть так.
Голова взорвалась болью — смех Барни осколками эха впивался в мозг. Треск за спиной.
«Не двигаться».
Я горела заживо и не чувствовала ничего, кроме боли. Нестерпимый свет заливал глаза, и я не могла понять, кто я, где я?
Треск платья, и пепел поднялся ввысь. Огненные крылья раскрылись за спиной. Ноги дрожали от боли.
«Не смей сдаваться».
Где-то там, на фоне, скрутили беснующегося Барни, полиция оцепила здание, кричал что-то Демьян.
Я не слышала. Раскинув руки, я ловила исходившие от меня потоки магии и кольцевала их внутри себя, сдерживала изо всех сил. Надолго меня не хватило.
Вспышка. Яркая молния в сознании. Последняя капля. Крошево магии, забирающее с собой всю разрушающую мощь МАНН.
Опасности больше нет. Рывок — и мир поглотил огонь.
— Давай, — голос словно издалека, — Марьяна, очнись.
У меня нет глаз. Нет голоса, чтобы сказать всему миру объятом открытии. Я легче воздуха и тяжелее справа, проще атома и одновременно сложнее чем всё вокруг, взятое воедино.
Но почему-то я слышу. Голос. Он приходит мне иногда во снах, мешая воспоминания, мои и чужие.