Дверца встроенного шкафа открывалась снизу не на уровне пола, а была основательно над ним приподнята — сначала шел плинтус сантиметров в пять высотой, а затем бортик высотой около двадцати сантиметров. Но пол в шкафу начинался прямо на уровне бортика, что позволяло предположить под ним наличие свободного пространства. Достав нож, Серебряков нажал кнопку на рукоятке и отщелкнул лезвие. Отыскав с помощью лупы самую широкую щель между половицами в шкафу, он загнал в нее острие ножа, после чего надавил на рукоятку — но не прямо, а под углом.
Беззвучно приподнялась дверца тайника, заложенная сверху половицами. Все было на редкость аккуратно и искусно подогнано. Серебряков принес фонарик и осветил открывшийся его взгляду черный провал, который на поверку оказался весьма вместительным тайником, стенки которого изнутри были проложены поролоном. Пол у тайника был бетонный — на несколько сантиметров ниже уровня пола в комнате. Таким образом, глубина тайника оказалась больше, чем показалось Серебрякову поначалу. Тайник был пуст.
Серебряков с помощью фонарика и лупы принялся тщательно осматривать бетонный пол тайника и его оклеенные поролоном стены. Всякую найденную там мелочь он извлекал с помощью пинцета и укладывал в крохотные полиэтиленовые пакетики — и пинцет, и пакеты тоже хранились в бездонных карманах его серого пальто.
Закончив работу, Серебряков аккуратно прикрыл дверцу тайника и, забрав пакетики, пинцет, рулетку и нож, прошел в коридор и тщательно рассовал все это по карманам пальто и пиджака. Надев пиджак, Серебряков протянул было руку к пальто и вдруг замер на месте, как приклеенный: на лестничной площадке грохнула дверь лифта. Кто-то подошел к двери квартиры Авилова и нажал на кнопку звонка. Пронзительная трель огласила крохотный коридорчик. Серебряков не повел и бровью. Потом звонок снова ожил, а потом его трели стали следовать одна за другой: неизвестный уходить явно не торопился. Их с Серебряковым разделяла только тонкая створка двери — казалось, в перерывах между звонками можно было услышать, как неизвестный дышит. Серебряков сунул руку под мышку, молниеносным движением выхватил из кобуры пистолет ТТ и, неслышно сделав шаг в сторону, застыл сбоку от двери. Потом он достал из кармана глушитель и принялся неторопливо, как и все, что он делал, привинчивать его к стволу.
* * *
Гвоздь, не откладывая дела в долгий ящик, позвонил пенсионеру Авилову и, переговорив с ним, убедился, что Глебушка не соврал и Сергей Штерн, он же Цитрус, он же Иголка, снимает у Авилова квартиру по 1-й Железнодорожной. Более того, старик прошамкал, что не долее, как три дня назад, Штерн привез ему деньги за следующий месяц. По этой причине Гвоздь решил с визитом к Штерну не затягивать. На следующее утро после посещения Измайловского парка он набрал номер Черкасова и поставил его в известность, что подробно доложит ему об итогах предыдущего дня, но позже, вечером — после того, как проверит некоторые свои соображения, совершив небольшое путешествие по Москве.
Черкасов подумал, пожевал губами, но разрешение на поездку дал — знал, что в иных случаях требуется оперативность и волчья хватка его телохранителя.
Вызвав к себе по телефону Турка на «саабе», Гвоздь надел под пиджак преогромную кобуру с длинноствольным «Борхардт-Люгером» и, сунув руки в рукава не слишком изящной, но добротной и теплой куртки, ровно в назначенный час вышел на улицу.
Тут же подкатил Турок. Гвоздь устроился рядом с ним на переднем сиденье и назвал адрес. Поскольку Гвоздь обитал на улице Алабяна, до 1-й Железнодорожной ему было рукой подать. Всю дорогу Гвоздь сосредоточенно молчал, пропуская мимо ушей болтовню Турка о какой-то его очередной телке.
Когда машина миновала кинотеатр «Баку», Гвоздь поднял указательный палец и сказал:
— Хватит базарить. Приехали уже. Останешься в машине и будешь вести наблюдение за подъездом этого дома. Кто вошел, кто вышел — всех подмечай. Сейчас такое время, что входят и выходят мало, поэтому трудно тебе не будет.
Гвоздь вылез из машины и направился к подъезду. Хотя он едва ворочал головой, но видел все. К примеру, заметил потертые «жигули» четвертой модели, стоявшие чуть в стороне от подъезда. Мимоходом скользнув глазами по номеру автомобиля — просто так, по привычке все подмечать и запоминать, — он открыл дверь и вошел в подъезд.
Поднявшись на пятый этаж, Гвоздь подошел к квартире № 14 и с минуту постоял у двери, прислушиваясь, но из квартиры не долетало ни единого звука. С удовлетворением отметив про себя, что «глазка» в двери нет, он поднял руку в черной кожаной перчатке и надавил на пуговку звонка. Тот вполне исправно заголосил — даже здесь, на лестничной площадке, было слышно, как он заливался внутри соловьем.
Гвоздь был человек упорный и хладнокровный, поэтому звонил долго и настойчиво, но — увы! — безрезультатно. Покрутившись на площадке и обнаружив еще одну квартиру — за номером 15, Гвоздь решил попытать счастья там — вдруг Сергей Штерн зашел в гости к соседу?
На этот раз его старания увенчались успехом. Стоило ему только надавить на кнопку звонка, как замок лязгнул и запертая на цепочку дверь приоткрылась. Одновременно Гвоздя резанули по ушам аккорды нелюбимой им рок-музыки, доносившиеся из квартиры. Зато женщина, которая выглядывала в щель, стараясь рассмотреть стоявшего на полутемной площадке посетителя, своей красотой и статью сторицей вознаградила Гвоздя за ущерб, нанесенный его чувству прекрасного.
Расплывшись в широкой улыбке, которая напоминала оскал тигровой акулы, Гвоздь приложил два пальца к кромке своего голубого берета и любезно произнес:
Здравствуйте, милая. У вас случайно моего приятеля Сереги нет?
Моя фамилия Катковская, — ответила женщина, не делая ни малейшей попытки снять цепочку и пропустить Гвоздя внутрь. — И я вовсе не милая — недавно выгнала мужа. Но, по-моему, музыка, которую я пишу для группы «Стратостат», вам тоже не нравится — как и ему.
Так это знаменитый «Стратостат»? То-то мне показалось, что звуки прямо-таки небесные, — врал, как сивый мерин, Гвоздь, до этой минуты даже не подозревавший о существовании группы с таким названием. При этом десантник льстиво улыбался — боялся, что Катковская сию минуту захлопнет перед его носом дверь и ему придется уйти, не солоно хлебавши.
Лесть, как обычно, возымела свое действие, и Катковская стала по любезнее, хотя дверь и не открыла.
Где же вы нас слышали? — поинтересовалась она. — Нашу группу еще как следует не раскрутили — да и дисков пока нет.
Во Дворце молодежи, — наобум брякнул Гвоздь, отродясь там не бывавший. — Но вы мне так и не ответили, — добавил он, — Серега у вас?
Сережа Штерн? — удивилась красивая Катковская. — Но ведь он съехал. Совсем недавно. Я курила на площадке у окна, а тут из лифта вышел какой-то человек и открыл дверь в квартиру Авилова. Он-то мне об этом и рассказал. А еще он сказал, что сам теперь живет у Авилова. — Женщина вздохнула. — Жалко. Ваш приятель был очень милым и интеллигентным молодым человеком. Я уже собралась с духом, чтобы зазвать его к себе на чашку чая, и вот тебе на… Оказывается, его и след простыл.
Новость повергла Гвоздя в изумление. Некоторое время он тупо смотрел на Катковскую, открывая рот, как выброшенная на берег рыба. Наконец ему удалось выдавить из себя некое подобие вопроса:
Как … как он выглядел?
Кто? Сережа Штерн? — расширившимися от изумления глазами посмотрела на него Катковская.
Да нет, — хрипло произнес Гвоздь, — этот… новый жилец Авилова.
Ничего хорошего. Куда ему до Сергея. Так — ни рыба ни мясо. Бесцветный какой-то. Рядом пройдёшь — не заметишь…