Глава 26
Когда в дверь постучали, я вздрогнул и поспешно сунул бумаги под одеяло. Открыл дверь, едва не столкнувшись с Францем.
— Графиня приглашает вас к себе в каюту отметить начало путешествия, — проговорил он.
— Буду через минуту, — пообещал я.
Когда дворецкий исчез в каюте справа, я вернулся к койке и переложил драгоценные листки — из общей пачки уже успел выбрать только четыре — к себе в карман. Для этого пришлось их сложить. Остальные сунул под матрас. Заперев дверь каюты, перешёл в соседнюю, где, к моему удивлению, уже успели сервировать маленький столик. Центр композиции занимала бутылка красного «Бордо», окружённая серебряными бокалами; помимо вина имелась красная икра, ломтики какого-то остро пахнущего сыра — кажется, с плесенью, белый французский хлеб, нарезанный аккуратными ломтиками, и что-то ещё, чего я не смог опознать.
— Прошу, доктор, — графиня фон Раскуль указала на место слева от себя. — Выпьем шампанского! За удачное начало и не менее удачное завершение!
Оказалось, что, помимо «Бордо», в каюте припасена бутылка игристого. Франц извлёк её из металлического ведёрка, заполненного льдом, и, обмотав горлышко белой салфеткой, принялся разливать по бокалам. Горничная в банкете участия не принимала. Её вообще не было в каюте — должно быть, графиня её куда-то отослала. Дворецкий же, закончив разливать шампанское, сел напротив. Сейчас он был в одной жилетке, без сюртука, и пистолета не было — наверное, оставил его в своей каюте.
Я бы предпочёл пиво, но решил не выделываться. Тем более, его в запасах графини почти наверняка не было.
— За свершение надежд и за любовь! — провозгласил я, помня о словах, услышанных из уст графини.
— Ах, как это верно! — воскликнула та, воодушевляясь. — Так вы уверены, что всё получится?
— Ни секунды не сомневаюсь! — я отпил немного из бокала.
Шампанское щекотало язык и небо. Нет, пиво однозначно лучше.
— Вы просто кудесник! — графиня фон Раскуль опустошила разом полбокала. — Все наши очень довольны. Хором твердят, что это стоит любых денег. Вы ведь не просто… лечите, — тут она почему-то смущённо улыбнулась, — вы даёте людям новую жизнь!
— Хм! — скромно кашлянул я, пытаясь понять, за что же всё-таки так боготворят покойного ныне мистера Барни.
Вообще я предпочёл бы избежать разговоров с графиней вплоть до прибытия на место. Неплохо было бы ещё знать, где оно, это место. О том, чтобы расспрашивать спутников, не могло быть и речи. Явно предполагалось, что мистер (вернее, доктор) Барни плавал этим маршрутом не раз.
— Всё-таки вы чудесно выглядите, — ворковала графиня фон Раскуль. — Вам не дашь больше двадцати, да и то… — она задумчиво покачала головой. — Просто удивительно! В ваши годы… О, простите! — она замахала руками. — Я так возбуждена, что сама не знаю, что говорю!
Я помалкивал, потому что мне-то и вовсе ответить было нечего. Если графиня знала, сколько доктору Барни лет, как она могла принять двадцатиоднолетнего юнца за него?! На всякий случай я бросил взгляд в висевшее на стене зеркало — не повлияли ли последние события пагубно на мою молодость. Но нет, волосы были по-прежнему рыжими, а лицо гладким, без единой морщины.
Я поймал внимательный взгляд Франца. Тот, видимо, тоже не мог понять, как доктор сумел так сохраниться.
— Вы немец? — спросил я, чтобы нарушить повисшее неловкое молчание.
— Нет, — отозвался дворецкий своим глубоким баритоном. — Мой отец был наполовину германец, а мать — англичанка.
— У вас совсем нет акцента.
Франц пожал плечами.
— Я родился и вырос в Британии. Откуда бы ему взяться?
— Как ваш проект? — вмешалась графиня фон Раскуль. — Я про кафедру полицейской медицины, правильно?
— Да, — подтвердил я, как никогда чувствуя, что украл чужую жизнь — пусть даже доктору Барни она больше не нужна.
— Софи говорила, вы возлагаете на этот проект большие надежды, — продолжала графиня. — Реформы в данной сфере давно необходимы. Все прогрессивные люди это понимают.
Кажется, я начинал понимать, как мистер Барни совмещал юридическую деятельность с врачебной. Должно быть, у него имелись связи в судебных эшелонах власти.
— По телу, то есть, по трупу, можно прочитать очень много, — сказал я наугад. — Например, была ли смерть естественной или насильственной, что послужило её причиной, в какой последовательности наносились…
— Очень увлекательно, — перебила графиня, кисло улыбнувшись. Она отложила ложечку с икрой и отпила глоток шампанского. — Как-нибудь вы мне обязательно расскажете.
— Пардон. Не хотел портить вам аппетит.
— Ну, что вы, — графиня улыбнулась, показав два ряда мелких зубок. — Это так прекрасно, когда человек имеет интересы в разных областях. Но поговорим лучше о морских путешествиях. Вы часто их совершаете вне подобных поездок? Я просто обожаю плавать! Обязательно выбираюсь каждый год раза по два-три. Больше всего мне нравится Капри. А вам?
— Одно время я путешествовал довольно много. Сейчас — только по делам.
— Главное, чтобы не мучила морская болезнь. Говорят, ужасная вещь, — графиня покачала сочувственно головой. — К счастью, ни у кого из нас её нет.
Графиня фон Раскуль оптимистично ошибалась. Уже через несколько часов я почувствовал, что меня мутит, а обед не то, что не желает отправляться, куда следует, но одним своим видом вызывает отвращение, граничащее с ненавистью. Я знаю за собой такую досадную особенность и поэтому всегда беру в морское путешествие специальный эликсир. Вот только в этот раз я не планировал никуда плыть, а постоянно его с собой не таскаю — мне и так хватает склянок — все карманы набиты.
Так что, бледно-зелёный, как утопленник, я отправился в долгое и мучительное путешествие по теплоходу — на поиски корабельного врача. Тот принял меня с прибаутками — видать, привык к визитам такого рода.
— Держите, — сказал он, торжественно вручая мне какое-то снадобье. — Сам делаю. Волшебное зелье. Всё как рукой снимет.
Я принял лекарство, едва выйдя за дверь докторской каюты. До своей дошёл, цепляясь за стены, поручни и вообще всё, что попадалось под руку. Упал на постель. Даже лежать было невыносимо. На какой-то миг в голове пронеслись шальные мысли о спасительной смерти, но я отогнал их: ещё не хватало! Умирал уже, хватит!
К счастью, графиня занималась своими делами — в основном торчала на палубе первого класса. Франц и горничная её сопровождали, поэтому никто не заметил моего плачевного состояния, иначе трудно было бы объяснить, как доктор Барни переносил предыдущие поездки.
Глава 27
«Одиссей» походил на дворец. В первом классе были устроены четыре столовые, сверкавшие хрусталём, серебром, слепившие белыми скатертями и салфетками. Повсюду висели зеркала. Это великолепие я успел оценить в первой половине дня. Часам к пяти средство корабельного эскулапа начало действовать, и я отправился полдничать в обеденный зал, чтобы, если не подкрепиться, то, по крайней мере, не вызывать подозрений у своих спутников. Насчёт обеда отговорился тем, что сижу на особой диете и не могу сразу переходить на местную пищу. Надо, мол, дать организму привыкнуть.
Вид расставленных блюд особого аппетита не вызывал — впрочем, как и отвращения. Это уже было неплохо. Я уселся на своё место слева от графини и принялся ковыряться вилкой в омарах и спарже. На откупоренное «Шато» не глядел. Думаю, сейчас меня даже пиво не соблазнило бы.
— Кажется, диета не пошла вам на пользу, — с тревогой заметила графиня фон Раскуль. — Вы выглядите… как-то странно.
— Это переходная стадия, — ответил я. — Она самая трудная. Дальше будет легче.
В застольной беседе я почти не участвовал: на реплики реагировал вяло и, хотя поначалу вызвал среди женского пола лёгкое оживление, постепенно оно сошло на нет. Кажется, негласно было решено, что я или болен, или в нервном расстройстве, или попросту чурбан.