Когда тот, наконец, отошёл, освободив место перед стойкой, в холле появилась Рессенс. Это почему-то вызвало ажиотаж, и портье тут же вызвал своего товарища — чтобы не томить даму ожиданием в очереди.
Женщина встала рядом со мной, даже не взглянув. От неё пахло мехом и ландышем. Телохранитель с несессером в руке остановился чуть поодаль, а компаньонка осталась на улице — видимо, чтобы проследить за выгрузкой багажа.
— Ваше имя? — спросил меня портье.
— Поррит, — ответил я, косясь на соседку.
Из-под маленькой шляпки выбивались светлые кудряшки.
— Минутку, — портье принялся искать фамилию в толстой разлинованной книге.
Дошёл до конца, поднял глаза, хотел переспросить, но не стал. Проверил ещё раз.
— Поррит, — повторил я, изображая нетерпение.
— Прошу прощения, — пробормотал портье. — Я посмотрю ещё раз.
Тем временем его товарищ уже нашёл Рессенс и теперь заполнял какие-то бланки, время от времени задавая женщине вопросы. Голос у сестры «медведя» оказался грудной, очень приятный.
— Вас нет в списке, — уверенно проговорил портье, глядя на меня. На этот раз никакого смятения в его тоне не было. — Когда вы забронировали номер?
— Три дня назад, — не моргнув, ответил я. — Мой врач звонил.
Неужели на улицу выставят?
— Сожалею, — портье взглянул на дюжего швейцара, дежурившего возле входной двери. — У нас не бывает ошибок. Боюсь, вы спутали адрес.
Повисла пауза. Я открыл было рот, чтобы возмутиться — впрочем, без надежды на успех — когда неожиданно раздался грудной голос Рессенс:
— Вы сказали Поррит? — проговорила она, разворачиваясь ко мне.
— Да, — ответил я, внутренне замерев.
— А по имени?
— Лесли.
— Боже, так это вы?! — удивительная женщина вдруг распахнула объятия, шагнула навстречу и неожиданно крепко стиснула меня поперёк туловища. Обдала ландышем и мехом. Жарко шепнула на ухо: — Я видела, как вы смотрели на меня в поезде! Но не думала, что вы такой смельчак — не ждала, что следом поедете! Молодец!
Выпустила, подняла вуалетку. На меня глянули два огромных синих глаза с поволокой. Губы раздвинулись, продемонстрировав белых, как жемчужинки, зубки.
— Это мой кузен, — сказала Рессенс тоном, не терпящим возражений. — Ему наш семейный врач посоветовал пройти здесь курс. Я помню, мама обмолвилась на днях в разговоре.
По выражению лица портье я сразу понял, что вопрос решён: не придётся мне ночью бродить по болотам.
— Какой у тебя диагноз, Лесли? — поинтересовалась Рессенс, взглянув чуть насмешливо. — Я запамятовала.
— Астения, — ответил я, едва вспомнив, что наплёл по дороге Калему.
Удивительная женщина наморщила носик:
— Усталость и апатия? Ну, от этого тебя здесь быстро вылечат, — последнюю фразу она произнесла с какой-то странной интонацией.
Многообещающей, сказал бы я.
— Встретимся за ужином, — кивнула Рессенс, когда всё её документы были оформлены, и портье вручил телохранителю ключи от номеров. — Ты должен мне столько рассказать!
Глава 41
Я остался ещё на несколько минут возле стойки, чтобы заполнить анкету. Вопросы были странные, но я особенно не вчитывался. Старался скорее развязаться.
Когда портье отдал мне ключ, спросил только, во сколько ужин, и поспешил в номер. Первым делом разделся и с наслаждением вымылся. Пролежал в ванне полчаса — не меньше. Воспользовался душистым шампунем и мылом и теперь пах, как весенний луг. Надел чистое бельё, сорочку, почистил щёточкой пиджак и брюки. Прошёлся по обуви.
Когда бросил взгляд на часы, до ужина оставалось минут десять. Надо ещё решить, что рассказывать Рессенс. Может, придерживаться предложенной ею самой версии? Пожалуй, это было бы лучше всего.
Напоследок я взглянул в зеркало и обнаружил, что на щеках вылезла щетина. Бриться было некогда. Правда, в шкафчике в ванной я видел одноразовую бритву в упаковке. Может, пройтись быстренько? Нет, сойдёт и так — всё равно Рессенс видела меня в холле именно таким, и её это, кажется, не смутило. Если что, можно сказать, что бороду отращиваю. Почему бы и нет? Вон у братца её растительность на пол-лица.
Найти столовую удалось не сразу. Пришлось спрашивать дорогу у коридорного.
Войдя в сверкающую залу, Рессенс я заметил сразу — она сидела в центре, одна. Ни компаньонки, ни телохранителя поблизости не наблюдалось. Видимо, решила перемолвиться с новоиспеченным поклонником наедине.
— Опаздываете, — сказала Рессенс, когда я подошёл и поклонился в знак приветствия. — Интересничаете или прихорашивались? Хотя нет, вон я вижу, не побрились даже ради дамы, которая вас спасла, — она улыбнулась и указала на стул.
Я решил, что ей года двадцать три, не больше. Сел напротив, постелил на колени салфетку.
— Так зачем же вы меня преследовали? — спросила Рессенс, разглядывая меня своими синими глазами.
Она переоделась в другое платье, песочного цвета, которое шло ей не меньше предыдущего.
— Ноги сами потащили меня из поезда, — честно ответил я, избегая пристального взгляда. — Я просто не мог не поехать за вами.
— Повезло, что не остались на перроне.
— Мир не без добрых людей.
— Как думаете, почему я солгала, что вы мой кузен? — Рессенс прищурилась.
— Из любопытства?
— И это тоже, — наклонила голову Рессенс. Золотистые кудряшки ей необычайно шли. — Но не только.
— Почему же? — поинтересовался я, глядя на изгиб шейки, украшенной тонкой золотой цепочкой двойного плетения.
— Нечасто встретишь столь… красивого молодого человека, — ответила Рессенс. — Меня зовут Мэри. А вас? Знаю, уже спрашивала, но хотелось бы знать, настоящее ли имя вы назвали.
— Настоящее, — заверил я.
Рессенс смотрела на меня секунд десять. Медленно кивнула.
— Да, пожалуй, вам подходит. Куда же вы направлялись?
— В Лондон. Я учусь на медика.
— Правда? — Рессенс почему-то улыбнулась. — Я имею к этой сфере некоторое отношение.
«Это она про брата», — подумал я. Вслух же сказал:
— Похоже, вы здесь часто бываете.
— Не слишком, но знают меня хорошо. Я дружна со здешним светилом, Элиасом. Это его санаторий.
— Знаю.
— Вас успел просветить господин, любезно согласившийся подвезти незнакомца на ночь глядя? Весьма опрометчиво с его стороны.
— Наверное, здешние места не пользуются популярностью у грабителей.
— Проходимцев везде хватает, — философски возразила Рессенс. — Но давайте приступим к ужину, а то каплун остынет. Да и шампанское может выдохнуться.
Мы обменивались во время еды малозначащими репликами, в основном касающимися качества поглощаемой пищи. Когда же перешли к десерту — ломтикам ананаса и папайи со взбитыми сливками и кленовым сиропом — девушка положила локти на стол и встретилась со мной взглядом.
— Я думаю, храбрость заслуживает самой высшей награды, — проговорила она, когда убедилась, что я оставил мысли о десерте и целиком сосредоточился на ней. — А вы как считаете, Лесли?
— Считай я иначе, разве вышел бы из поезда?
В разговоре с женщиной главное — не болтать лишнего и вообще поменьше усердствовать. Прекрасный пол не любит многословных мужчин, они кажутся ему пустыми и ненадёжными. Ни первым, ни вторым казаться мне не хотелось. А, главное, я помнил золотое правило: поменьше говори — сойдёшь за умного. Тем более, что в моём случае надо остерегаться сболтнуть лишнего. А вот узнать от Рессенс хотелось побольше.
Но, судя по всему, ужин переходил из стадии милой светской беседы в какую-то другую. Теперь мы больше обменивались взглядами, чем ели и пили.
— Мне часто приходится разъезжать, — сказала Рессенс, — но обычно по делам. Поначалу всё казалось волшебным приключением, но потом стало каким-то однообразным. И мне надоела железная дорога. Этот равномерный стук, мелькание деревьев за окном, дрожащий свет ночника. Тоска!
— Я путешествую не так часто и не успел устать от этого.