— Кажется, он был неравнодушен к убитой. Может, даже тайно влюблён в неё. Это неудивительно. Представь: в Доркинге поселяется молодая графиня, оказывает знаки внимания простому егерю, которому, может, и не снилось заговорить с аристократкой. А она, кроме того, что хороша собой, ещё и очень мила: интересуется его работой, расспрашивает о вещах, которые он хорошо знает, и о которых, стало быть, может рассказать. Он не чувствует себя с ней неловко, ему приятно и лестно её внимание.
— Словом, он влюбляется, — понимающе кивнула Глория. — И у нас появляются два мотива — на выбор. Либо он убивает её из ревности, поскольку графиня замужем, либо совершает преступление в гневе — признавшись ей в своих чувствах, но будучи отвергнут. Как тебе такое? Правдоподобно?
— Честно говоря, трудно представить, чтобы графиня заигрывала с егерем. Разве что он нафантазировал, чего не было. К тому же, едва ли Броуд способен на любовное признание. Хотя… Что я о нём знаю? Видел его пару минут. Если он решил, что может рассчитывать на взаимность… В любом случае, остаётся ещё такой мотив, как ревность. Кроме того, если убийца Броуд, то становится понятным отсутствие на жертве синяков и царапин: он не хотел делать возлюбленной больно.
— Тогда получается, что он встретился с графиней специально, чтобы убить, — сказала Глория. — Это не могло быть внезапным поступком, минутным ослеплением. Да и зачем брать оружие на свидание, если собираешься признаваться в любви? Хотя егерь, возможно, всегда ходит с оружием.
— Тогда будет нетрудно выяснить, с чем он ходил до убийства, и что из его оружия пропало. Хотя, честно говоря, мне кажется маловероятным, что егерь бродит по лесу с саблей. Скорее уж с винтовкой и ножом. Кроме того, мы его только что видели, и никакой сабли у него не было.
— Возможно, он где-то оставил оружие. Человек же сюда выпить зашёл. А вообще, всё это пустое теоретизирование. Упражнения для ума. Мы даже не знаем, что именно послужило орудием убийства. Сильный человек вроде Николаса Броуда, да ещё в припадке ревности, способен нанести глубокую рану и просто длинным кинжалом или ножом.
— Раз уж мы теоретизируем, давай вернёмся к предполагаемому свиданию. Если это и было рандеву, то первое и последнее, поскольку, признайся Броуд графине в любви, на второе она бы не пришла.
— Справедливо, — согласилась девушка. — Но остаётся неясным, зачем она вообще приняла его приглашение, если не чувствовала к нему склонности. Конечно, егерь мог заманить её хитростью. Например, пообещал показать какую-нибудь редкую птицу или что-то в этом роде. Но всё это притянуто за уши.
— Убить мог и муж, — заметил я. — Что, если он — домашний тиран? Тогда легко понять, почему женщина разговаривала с егерем. Ей просто было скучно.
— Этак ты договоришься до того, что графиня влюбила в себя Броуда, чтобы уговорить его помочь ей сбежать от мужа, — усмехнулась Глория. — А последний узнал об этом.
— Тогда Броуд должен подозревать графа. Но в таком случае он наверняка выложил бы местной полиции свои подозрения. А вообще, в его рассказе я услышал больше сожаления, чем скорби по возлюбленной. Конечно, мы не знаем, любил он графиню, или просто помогал.
— Слишком далеко забрались. Ступили на опасную дорожку ни на чём не основанных предположений.
— Согласен. Но пока ведь делать всё равно нечего. Так почему бы не размять мозги? Кстати, у графа наверняка есть и сабля, и шпага, и куча другого холодного оружия. Легко представить, как он хватает со стены коллекционный эспадрон и бросается в погоню за неверной женой.
— Представить можно, что угодно, — кивнула Глория. — А толку?
— С одной стороны, ты права. С другой, расследование начинается сразу после совершения преступления и происходит, прежде всего, в голове. Доркинг даст нам только улики. Правду придётся искать самим.
— Это верно. Ладно, если ты закончил ужинать, я позвоню местному начальнику полиции и сообщу о нашем приезде. И тогда уже займёмся делом всерьёз.
— Давай. Я пока выйду подышу свежим воздухом. Давно не выбирался из Лондона, а тут шикарная атмосфера старой доброй Англии.