Меня встретили холодные стены, погружённые в темноту. Трясущимися руками мне удалось зажечь свечу. Обойдя дом, я понял, что не могу оставаться здесь один. Куда угодно, но только не здесь, где я был счастлив и уже никогда не буду!
Республиканцы вынесли всё, кроме книг и приборов отца. Наука их не интересовала. А для меня эти вещи представляли главную и единственную ценность. Но я не мог унести всё. К своему глубочайшему сожалению. Поэтому, отыскав мешок, я сложил в него труды, которые считал основными, и ушёл, всего дважды оглянувшись. Ушёл в никуда, не представляя, как буду выживать. Смерть витала надо мной, но мысль, что, продолжая изучать алхимию, я сумею открыть Философский камень и победить её, заставляла ноги делать один шаг за другим. Знания сулили избавление от страха, от ожидания неизбежного конца и давали силы моему маленькому телу, дрожавшему от холода и отчаяния.
Покидая разорённый отчий дом, я знать не знал, что однажды и сам окажусь на площади Синьории привязанным к позорному столбу. Но до этого было ещё далеко. Мне пришлось выживать в городе, охваченном насилием. И никому не говорить, кто я такой. Совет стражника запомнился мне очень хорошо.
Долго бродить неприкаянным по улицам Флоренции не пришлось. Одиноких детей быстро подбирали мошенники всех мастей. Уже на третий день своего бродяжничества я, голодный, усталый и до смерти напуганный зрелищами жестоких расправ, происходивших буквально на каждом углу, встретил синьора Бруно. Он заправлял шайкой, основным родом деятельности которой было попрошайничество и воровство. Невысокий и тощий Бруно со своими тремя сообщниками держал в железной узде десятка два мальчишек и девчонок разного возраста. Присоединившись к ним ради еды и крова над головой (мы прятались в старом заброшенном доме на окраине), я быстро понял, что лучше всего просить милостыню. И делать это хорошо. Потому что тех, кто не справлялся, продавали страшным людям, ломавшим детям конечности, резавшим лица и ослеплявшим, чтобы вызвать жалось у подающих милостыню. Оказаться в числе калек мне не хотелось. Бруно пытался обучить меня искусству карманника, но я сообразил, что могу попасться в руки стражи и угодить в тюрьму, поэтому делал вид, что совершенно не в состоянии вытащить кошель из кармана. Так меня отправили просить милостыню.
Спустя пару месяцев я сидел на своём обычном месте — нагретой апрельским солнцем ступеньке базилики Санта-Кроче — и собирал подаяние, которое бросали мне сердобольные горожане, приходившие замолить грехи. Около трёх часов дня на меня упала тень. Подняв голову, я увидел высокого стройного мужчину лет сорока, одетого дорого, хоть и не роскошно. Чуть позади него стояли двое здоровенных парней с оружием — видимо, его телохранители. Когда мужчина опустился возле меня на корточки и внимательно всмотрелся в моё лицо, солнце уже не так светило ему в спину, и я смог разглядеть голубые глаза, окружённые сеточкой мелких морщинок, и окладистую светлую бородку. От человека пахло духами со сложным ароматом, в котором чувствовались нотки заморских ингредиентов. Далеко не каждый мог позволить себе такие.
— Подайте ради Спасителя, синьор, — проговорил я жалостливо. — Я сирота.
— Охотно верю, — тихо проговорил мужчина. — Ты ведь сын Лоренцо?
Вопрос заставил меня вздрогнуть от неожиданности и тревожно сжаться. Откуда этот человек знал, как звали моего отца?! И чего он хотел от меня?
— Нет, синьор, вы ошиблись, — промямлил я, сглотнув. Совет стражника засел во мне, как заноза. — Моего отца звали совсем иначе.
— Послушай, я ведь тебя помню, — качнул головой мужчина. Видно было, что моя ложь его не обманула. — Мы встречались, когда я приходил к твоему отцу в гости. Он, как и я, был алхимиком. Ты ведь знаешь об этом?
— Простите, синьор, но вы ошиблись, — упрямо повторил я, со страхом глядя в голубые глаза незнакомца. — Подайте монетку ради Святой Девы Марии.
— Я долго тебя разыскивал. С тех пор, как твоего отца казнили, а мать пропала. Я был у вас дома на следующее утро после этой трагедии. Думал найти тебя и забрать к себе. В память о твоём отце.
При этих словах сердце моё сжалось. Неужели это правда?! К отцу приходили многие люди. Возможно, и этот был среди них. И он хотел забрать меня? То есть, если бы я в ту ночь не ушёл, а дождался утра, мне не пришлось бы попрошайничать?
— Вижу, ты боишься, — сказал, понимающе кивнув, мужчина. — Ты не знаешь, стоит ли мне доверять. Но разве ты хочешь сидеть здесь и просить милостыню?