Выбрать главу

— Да вроде нет. Ничего особенного.

— А как насчёт исповеди? — вмешался я. — Мог он нарушить тайну исповеди?

— Ни в коем случае! — воскликнул отец Эндрю.

— Уверены?

— Абсолютно!

— А если бы убийца признался ему в своих преступлениях? И сказал, что будет ещё убивать?

— Всё равно нет.

— Даже чтобы предотвратить чью-то смерть?

— Да, даже так! — священник насупился.

— Ясно.

— А что насчёт кислоты? — вмешался Кейси. — Почему преступник использует соляную кислоту? Наверняка ведь и в этот раз без неё не обошлось.

— Убийца заливает во внутренности жертв соляную кислоту, — пояснила Глория отцу Эндрю. — Есть мысли по поводу того, почему он предпочитает именно её? Улавливаете какой-нибудь религиозный смысл?

— Первое, что приходит в голову, — пробормотал священник, — легенда о Лоте. Но не уверен, что это подходит.

— Выкладывайте, святой отец. Нам может пригодиться всё, что угодно.

— Когда библейский персонаж по имени Лот уходил со своей семьёй из Содома, Бог приказал не оглядываться и не наблюдать за разрушением сего грешного города. Жена же Лота ослушалась и обернулась.

— И что? — нетерпеливо спросила Глория.

— Она превратилась в соляной столб, — сказал Кейси. — Это я помню.

— Верно, — отец Эндрю кивнул. — Он до сих пор стоит на берегу Мёртвого моря.

— Какое эта легенда может иметь отношение к убийствам? — спросила Глория. — Почему именно жена Лота превратилась в столб? Что она сделала не так?

— Да, за что Бог её наказал? — добавил Кейси. — За любопытство?

— Нет, скорее всего, — ответил священник. — Есть версия, что жена Лота пыталась предать ангелов.

— Каким образом?

— Когда ангелы пришли в дом Лота, она стала обходить соседей со словами: «Одолжите соли, — у нас гости». Некоторые толкователи полагают, что на самом деле она хотела науськать содомлян на странников.

— То есть совершила грех, связанный с говорением, если можно так выразиться? — спросила Глория.

— В принципе, да, — согласился отец Эндрю. — В Библии говорится, что предательство — самый страшный грех.

— Из-за Иуды? — спросил Кейси.

— Да, конечно.

— Но легенда о Лоте из Ветхого Завета, а не из Нового.

— Тем не менее, жена Лота превратилась в столб.

— Больше ничего насчёт соли в голову не приходит? — вмешался я.

— В Библии довольно много упоминаний о соли. Это и средство очищения, и символ бесплодия. Ещё Бог назвал христиан солью земли, потому что без них жизнь была бы пресной. Кроме того, в Ветхом Завете соль предписывается использовать во время жертвоприношений.

Мы переглянулись.

— На первый взгляд, нам могут подойти только значения очищения и жертвоприношения, — сказал Кейси.

— Если в отце Себастьяне найдут кислоту, то да, — кивнула Глория. — Если нет, то возможно и значение бесплодия.

— Ну да, другие-то жертвы были женщинами, — согласился Кейси.

— Больше ничем не могу вам помочь? — спросил священник.

— Вроде нет, — ответила Глория. — Но если что…

— Я буду здесь, — кивнул отец Эндрю. — Обращайтесь в любое время.

— Спасибо. Будем работать.

Снаружи послышались голоса.

— А вот и наши, — объявил, выглянув, Кейси. — Бригада приехала.

Отец Эндрю перекрестился.

— Слава Богу! — почему-то сказал он.

Глава 41

Глория крутила в руке карандаш, а Кейси сосредоточенно разворачивал пластинку жвачки. Мы оставили бригаду в церкви, а сами вернулись в отдел: следователю позвонил один из оперативников и сказал, что завезёт верёвки и аудиозаписи допроса детей убитых женщин, которые сделал судебный психолог, присутствовавший при беседе.

— Что ты обо всём этом думаешь? — проговорил Кейси, отправив в рот жвачку.

— Понятия не имею, — отозвалась Глория.

Она отложила карандаш и уставилась на активно работающие челюсти дознавателя.

— Думаешь, эти записи нам помогут?

Моим мнением Кейси демонстративно не интересовался.

— Нет, едва ли, — качнула головой девушка.

— Я тоже так думаю. Дети не знают, кто убийца, они стали жертвами мистификации.

— Довольно наивной, надо сказать. Кто, кроме ребёнка, поверит в сверхъестественного мстителя?

В этот момент в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошёл опер с двумя пакетами в руках.

— Здорово, трудяги! — подмигнул он, кладя их на стол. — Вот ваше добро.

Кейси вытащил бумажный конверт и вытряхнул из него две кассеты.

— Что это за старьё?

— Им ещё пользуются, — ответил опер. — Психологи любят диктофоны. Наверное, традиция такая.

— И на чём мы это будем слушать? — спросил я.

— Вот на этом, — опер достал из кармана маленький кассетный плеер.

— Где ты взял эту рухлядь? — поинтересовался Кейси.

— Дома. Специально заскочил. Повезло, что не выкинул.

— А где верёвки? — спросила Глория.

— Вот, — опер придвинул ей другой пакет. — Всё здесь. Будете слушать кассеты?

— Ну, давай, чего уж там.

— Сейчас включу, — опер достал из кармана маленькие колонки, размотал, вставил в плеер. Затем зарядил в него кассету. — Наслаждайтесь.

Глория нажала кнопку «Play». Раздалось тихое шипение, затем что-то щелкнуло. Приглушённое покашливание, шелест бумаги.

— Назови свои имя и фамилию, пожалуйста, — голос был женский, хорошо поставленный, но слегка сипловатый, будто простуженный. Очевидно, он принадлежал либо женщине — полицейскому, проводившей допрос, либо психологу.

— Виктор Виннер.

— Мы немного поговорим, если ты не против. Я задам тебе ряд вопросов, а ты ответишь, хорошо?

— Ладно.

Голос у мальчика был испуганный, на слезе. Должно быть, его пришлось накачать успокоительными, чтобы провести эту беседу.

— Меня зовут Мэри, я лейтенант полиции, — значит, всё-таки дознаватель. — Давай начнём?

— Да. Хорошо.

— Ты учишься в шестом классе?

Пауза.

— Не кивай, отвечай вслух. Иначе ответ не запишется на плёнку.

— Ладно.

— Ты учишься в шестом классе?

— Да, в шестом «А».

— Хорошо учишься?

— По-разному.

— На тройки или пятёрки?

— На три-четыре.

— Какой предмет тебе нравится больше всего?

— Физкультура и Безопасная среда.

— У тебя есть друзья в школе?

— Нет.

— Почему?

— Не знаю.

— А во дворе?

— Нет.

— Но с кем-то ты общаешься?

— Да. С Дэном.

— Кто это?

— Мой приятель, мы с ним вместе ходим в кружок компьютерной графики. Иногда он приглашает меня в гости, а я его.

— Но ты не считаешь его своим другом?

— Скорее просто товарищем.

— Давай поговорим о твоей маме.

Пауза.

— Виктор, ты готов?

— Да.

— Ты её любил?

— Да.

— А она тебя?

— Да.

— Какие у вас были отношения?

Пауза.

— Вы ссорились?

— Да.

— Часто?

— Да.

— Почему?

— Я… не всегда слушался, — было слышно, что мальчик подавлен, и разговор даётся ему с трудом.

— Ты злился на маму?

— Да.