Мы не подгоняли ее, не задавали вопросов, понимая, как тяжело ей дается каждое слово. Но ответ напрашивался сам – предатель был даже в стенах замка Эдерсон.
Из недр моей памяти, словно клочки предрассветного тумана, выплывали обрывки воспоминаний. «Ты – мое сердце», – нежно повторял счастливый женский голос. И внутри что-то заледенело от окончательного осознания…
– Леди Эдерсон, вы полагаете, можно было вживить осколок в тело? – все же прервала я затянувшуюся паузу.
– Да, – словно придя в себя, кивнула бабушка. – Есть способ. Его разработал отец нынешнего советника Глори. Лилит некогда была ученицей герцога Глори, а нынешний советник даже пытался за ней ухаживать, но она выбрала графа Гроссе…
Валери нахмурилась, понимая, что сказала нечто важное, даже не заметив этого. Но я уже смотрела только на Стейна.
– Осколок не на мне, а во мне, – озвучила я мысль, которая пришла нам, судя по его взгляду, одновременно.
Стейн поджал губы, явно обдумывая все, что сказала Валери Эдерсон, молча наполнил наши чашки уже порядком остывшим чаем и только после обронил:
– Ваш рассказ многое проясняет. К примеру, почему артефакт поиска указал тогда на Линду. Но я так и не смог выяснить, где именно осколок. Даже в казематах.
– Казематах? – возмущенно вскинулась бабушка, наградив Бенджи таким взглядом, что ему следовало бы сквозь землю провалиться, и стиснув в руках мундштук с такой силой, что тот затрещал. – Как так?! Наследницу Эдерсон!
Но Стейн даже не взглянул на герцогиню, продолжив абсолютно спокойно:
– Если я не ошибаюсь, вы не так давно тоже не особо заботились о комфорте и репутации Адалинды, раздавая слезливые интервью “Коирскому сплетнику”, – хмыкнул он, справедливо осадив Туманную Розу. – Итак, если Лилит Эдерсон-Гроссе была ученицей советника Глори, то это объясняет, для чего было это убийство его сына и попытка выставить меня убийцей. Полагаю, советник имеет представления или какие-то материалы, что позволили бы нам извлечь осколок.
И это было бы прекрасно. Если бы не одно “но” – советник не захочет иметь дела с убийцей сына. А я уверена, что те, кто так старался подставить бастарда и сделать кровными врагами Глори и Стейна, постарались предпринять все, чтобы советник и на порог не пустил Бенджамина.
– Вот только вряд ли он захочет с тобой разговаривать, – озвучила я то, что повисло в воздухе тяжелым молчанием. – Полагаю, что и мне путь в дом советника закрыт. Официально я твоя возлюбленная, – бабушка на это сердито засопела, но предпочла не комментировать это утверждение. – Он не поверит в то, что я вдруг оказалась выжившей Адалиндой Эдерсон-Гроссе.
– На тебе Теналь-Мао – перстень принадлежности к роду, – между прочим напомнила бабуля. Отчего я поежилась. В моей голове все еще не укладывалось, что я вдруг оказалась наследницей целого герцогства, законнорожденной Эдерсон. И уж тем более сложно было всерьез принимать Туманную Розу как бабушку. Мне даже неловко было смотреть на нее, хотя она буквально поедала меня взглядом, словно пыталась высмотреть что-то важное или убедиться в том, что все это реальность, а не выверт подсознания. – Этот перстень откроет тебе любые двери, дорогая. Но лучше не показывать его никому, пока ситуация не разрешится. Это опасно для тебя в первую очередь.
А мне подумалось, что не просто же так настоятельница отдала мне этот перстень. Могла бы не отдавать, скрыть даже намек на правду и не дать возможности опознать во мне наследницу Эдерсонов. Но она вернула, чтобы… что? Я метнула быстрый взгляд на Стейна, который, вероятно, думал как-то в том же направлении. И заговорил первым именно он:
– Что бы случилось, если бы Линда заявилась к Глори и тот бы узнал, кто она на самом деле?
Валери нахмурилась, задумавшись и пытаясь разгадать, куда именно клонит Стейн, и неопределенно пожала плечами.
– Полагаю, что он обрадовался бы. Как и многие другие.
– И помог бы завершить начатое моей матерью, полагаю, – предположила я.