В этих дебрях всегда царил полумрак, и я не смогла как следует разглядеть напавшего на меня зверя, но я до сих пор ясно помню то, что успела увидеть: огромные львиные лапы, горящие тёмным огнём глаза и страшный изогнутый клюв, который, казалось, был нацелен прямо мне в голову. Голова моя не пострадала, а вот живот, бока и левое бедро… Когда меня нашли, старший врач на всякий случай распорядился вызвать священника и связаться с моей семьёй. Хорошо, что доктор Рэй самовольно отменила последнее распоряжение. Представляю, что бы было с мамой, если бы она получила сообщение "Ваша дочь больна. Приезжайте поскорей". Гриффин-Рок — маленькое государство, куда посторонним вход воспрещён. Кадеты иногда болеют, но родных к ним не вызывают. Родных тут вызовут, только если ты при смерти. Джоанна Рэй единственная поняла, что случилось. И сразу поняла, что я не умру. Джоанна всегда безошибочно определяет, выживет пациент или нет. "Ты не должна говорить, кто на тебя напал, — шепнула она, давая мне наркоз. — Говори, что это был медведь. Не говори о грифоне. Ни слова…" Как бы мне ни было плохо, я заставила себя сосредоточиться на её словах. Я чувствовала, что это важно. Чувствовала, что вольно или невольно шагнула за некую черту и обратной дороги для меня теперь нет. Так вольно или невольно я это сделала? Я знала, что туда не следовало ходить. Я как всегда искала приключений. Впрочем не одна я. В академии Тампль хватало отчаянных ребят и девчонок. Но судьба, явившаяся ко мне в облике дивного зверя, выбрала меня, и я поняла: вся моя предыдущая жизнь была лишь прелюдией к той, что начинается сейчас.
"Ни слова о грифоне" — прозвучало у меня голове, едва я очнулась от наркоза. А может, это Джоанна произнесла, заметив, что я просыпаюсь? Потом-то она сказала, что почти не отходила меня, пока я была без сознания. Боялась, что я в бреду проболтаюсь. От неё я узнала подлинную историю не только острова Гриффин-Рок, но и академии Тампль. Храм не всегда был таким лояльным, как сейчас. В Эпоху Возрождения Христианства, которое началось именно здесь, на Ариане, Храм проводил достаточно жёсткую политику по отношению к еретикам, а точнее к последователям оккультных учений, практикующим выход за грань. "От атеизма вреда нет, — говорил магистр Гедеон Фалкао. — Напротив, в спорах с отрицающими Бога мы находим новые доказательства его существования. Хуже, когда люди верят в сомнительные учения. В свою способность улучшать этот мир, бесцеремонно нарушая основные законы бытия". Именно Гедеон Фалкао заметил мой внезапный интерес к грифонам. Через месяц после моего выздоровления он подошёл ко мне в библиотеке, когда я сидела, обложившись старинными книгами по мифологии. Всегда любила и люблю бумажные книги. Я сказала магистру, что увлеклась геральдикой. Он улыбнулся, кивнул и пошёл прочь, оставив меня со смутным ощущением, что моя ложь прозвучала неубедительно. Джоанна после этого случая ещё раз предупредила меня, чтобы я была осторожней. Она сказала мне, что Храм недаром обосновался на этом острове. Когда-то Гриффин-Рок пользовался весьма дурной славой. С начала ЭВП1 здесь обосновались учёные и оккультисты, затеявшие фокусы с пространственно-временным континуумом, и Старая роща, получившая название Сумеречной, превратилась в аномальную зону. Магистрам Храма удалось залатать брешь в мироздании, но, по-видимому, не до конца. Они взяли эту территорию под свой контроль. Почти все еретики были арестованы и отправлены на принудительное лечение. Сейчас запрещено подвергать человека гипнозу без его согласия, но тогда законы были суровей. В только что освоенных мирах процветала преступность. Ведь среди первопроходцев хватало тех, кто бежал с Терры, спасаясь от правосудия. Что же до Гриффин-Рока, то поговаривали, будто еретики с Терры сыграли во всех этих аномалиях отнюдь не главную роль. Якобы они съехались сюда для встречи с некими загадочными адептами, обосновавшимися тут уже давно. Их называли Детьми Грифона. Желающий приобщиться к мудрости Великого Грифона отправлялся в священную рощу. Он знал, что рискует. Грифон всегда нападает на того, кто осмелился ступить на его территорию. Но одних он убивает, а других ранит, дабы наделить своей силой и мудростью. У каждого адепта на теле были шрамы от когтей грифона. Тот, кто выживал после нападения дивного зверя, обретал нечеловеческую силу и какие-нибудь необыкновенные способности. У меня тоже остался шрам. Если бы не искусство Джоанны, этих шрамов осталось бы гораздо больше. У Джоанны Рэй три специальности — реаниматолог, хирург-травматолог и пластический хирург. Причём как пластический хирург она владеет новейшими технологиями. Она могла бы убрать все мои шрамы, но один она всё же оставила — чуть пониже пупка. Он в виде полумесяца и едва заметен. Помню, как Джоанна в темноте находила его губами. И как мне было щекотно… Она заставила меня не думать о Шери. И научила владеть собой. Наша связь длилась все пять лет моей учёбы в академии. Мы не афишировали наши отношения, но все о них знали. Здесь осуждались лишь романы кадетов с наставниками, а доктор Рэй не была ни моим преподавателем, ни моим духовником, ни моим командиром. По сути она была и тем, и другим, и третьим, но это уже другой вопрос. Её не раздражали мои кратковременные интрижки с девчонками из кадетов, да их и было-то всего четыре за все пять лет учёбы. Кадеты академии Тампль — народ особый. Девушкам сюда поступить труднее, чем парням. Большинство девиц-кадетов из кожи лезли, чтобы доказать своё право бороться за звание рыцаря Храма, и не позволяли себе тратить время и силы на романы. Все мои двенадцать однокурсниц порой просто пугали меня своей целеустремлённостью. "Им трудней, чем тебе, — говорила Джоанна. — Они же не получили в дар от Великого Грифона нечеловеческую силу. Старайся её не демонстрировать. Это хорошо, что ты выигрываешь все состязания, но хотя бы делай вид, что тебе это нелегко. Думаю, незаурядная физическая сила — не единственный дар Великого Грифона. Самый важный из его даров обычно обнаруживается не сразу. Прислушивайся к себе и будь готова к новым чудесам".