Вспоминая этот разговор, я неизменно задумывалась, что он хотел этим сказать. Все считали, что в Сумеречном лесу на меня напал медведь. Знал ли магистр, что это был не медведь, а грифон? Знал ли он, какую роль это сыграло в моей судьбе? Какой дар я обрела, побывав в когтях чудовища… На одном из занятий по истории символов в науке и религии магистр Гедеон рассказал нам о шумерской богине Анзуд, которая, как и грифон, была полульвом-полуптицей. Будучи посредницей между людьми и богами, она украла у верховных богов Книгу Судеб, в результате чего в мире был нарушен порядок. И только бог войны сумел одолеть Анзуд, чтобы восстановить равновесие. Магистр Гедеон почему-то сделал упор на сходстве Анзуд с грифоном и при этом внимательно смотрел на меня. Что он обо мне знал, магистр Ордена тамплиеров? И почему покровительствовал мне, если знал или хотя бы догадывался о моём даре, о моей способности внести в этот мир хаос…
Возможно, занявшись поисками египетской кошки, я нарушу равновесие настолько, что даже сами боги не смогут ничего исправить. Но я всё равно ими займусь. В конце концов я должна хотя бы отработать щедрый аванс.
Глава 4. В поисках египетской кошки
Я решила пойти самым простым путём — сделав неполный тайминг, переместиться в дом Хобберов, то время, когда была совершена кража. Это давало возможность увидеть вора и проследить за ним. Я, конечно, могла совершить полный переход и тут же схватить преступника, но я по возможности стараюсь избегать вмешательства в прошлое, даже если это вмешательство не предполагает вторжение во владения Аида.
Перемещение не сулило никаких проблем — ведь у меня имелась фотография Эрики с кошкой на фоне как раз той самой комнаты, где жила Миу и откуда её похитили. Присмотревшись к фотографии, я ощутила лёгкий холодок. Я умею определять по снимку, живы ли те, кто на нём изображён. Вокруг живых я улавливаю лёгкое свечение, цвет которого зависит от энергетики и состояния здоровья человека. Возможно, и от его личности, но в этом вопросе я ещё не разобралась. Мёртвые же отбрасывают тень, и чем она гуще, тем больше времени прошло со дня смерти. Хорошо, что я вижу это не всегда, а только если ставлю перед собой задачу определить, живы ли изображённые на снимке. Иначе у меня бы пропало всякое желание ходить на выставки фотохудожников, а я люблю туда ходить. Причём мне больше нравится традиционная фотография, без голографического эффекта. Настоящий художник умеет не только создать иллюзию пространства, но и наполнить её особым настроением. Личность художника и талант — это важней новейших технологий.
Аура Эрики имела коричневато-оранжевый оттенок, что говорило о хорошем здоровье, но довольно слабой энергетике. А вот кошка отбрасывала тень. Выходит, она мертва? Зачем похищать кошку редкой породы и убивать её? Или произошёл какой-то несчастный случай? Я заметила, что тень, окружавшая кошку, какая-то странная — с серебристыми и голубыми искорками. Это была даже не тень, а скорее чёрный свет с проблесками голубоватого пламени. Нет, скорее всего она не мертва. Интересно, что она такое? Неожиданно светящаяся чёрная тень, которая исходила от кошки, надвинулась на меня и окружила со всех сторон. Воздух словно бы уплотнился. Так было почти каждый раз, когда я хотела проникнуть в далёкое прошлое. Такое впечатление, что египетская кошка отправилась в Древний Египет. И ладно ещё, если в Египет. Мало ли куда можно попасть, следуя за тенью этой кошки — не то живой, не то мёртвой, не то бессмертной. Богиня-кошка считалась у египтян доброй. Впрочем даже добрые боги порой непредсказуемы и опасны…
Не желая пока тратить силы на далёкое путешествие, я вернулась к своему первоначальному плану — отправилась в дом Хобберов, в тот день и в тот временной отрезок, когда похитили кошку. Переместилась я легко и стала караулить вора. В комнате, где жила Миу, "наблюдателя" не было, зато это устройство имелось в коридоре, который возле лестницы на второй этаж раздваивался. Один вёл к холлу, а второй к задней двери, выходящей в сад. Обследовав его, я поняла, что проникнуть сюда с улицы — раз плюнуть. Узор металлической ограды был удобней всякой лестницы, а густые заросли акации и розовые кусты (меня тут же затошнило от их приторного запаха) позволяли разгуливать по саду, не бросаясь в глаза ни прохожим на улице, ни обитателям дома, если те, конечно, не торчали у окон, выходящих на эту сторону. Скорее всего, вор проник в дом через сад, и при исправной сигнализации это было бы невозможно. Она срабатывала, если кто-то касался окон снаружи. Как открывать окна снаружи, не оповещая об этом полицию и хозяев дома, знали только хозяева дома. Мне был известен такой тип сигнализации. Воришке тоже. Он знал, что сигнализация не работает, и поспешил осуществить задуманное, пока её не починили. Он явно знал хозяев дома и неплохо здесь ориентировался. Он проник сюда где-то между тремя и пятью часами пополудни. Что ж, подождём.
Вор, вернее, воровка появилась ровно в четыре. Я слышала, как пробили в соседней комнате часы — сейчас было модно иметь в доме настенные часы наподобие старинных. Я до сих пор слышу этот мелодичный звон, когда вспоминаю нашу первую встречу. Если это, конечно, можно назвать встречей. Ведь она меня не видела. Только я её. Звон… "В ушах же звон непрерывный…" Может, я в тот момент ещё и зеленее травы стала, как написано у той великой древнегреческой поэтессы[12], но видеть я этого не могла, хоть передо мной и висело большое голо-зеркало. В неполном тайминге я в зеркалах не отражаюсь. В такие минуты я чувствую себя самой настоящей нечистью, получившей дар от тёмных сил. Нечистью, проникшей в ряды рыцарей Храма…
Эту девчонку в Средние века тоже объявили бы нечистью. Одни её глаза чего стоили — огромные и золотисто-зелёные. Глаза эльфа или ещё какого-то сказочного существа. Принцессы из неведомого мира. Да она и появилась-то как из параллельного мира, который в этой точке пространства неожиданно пересёкся с нашим. Она попросту материализовалась из воздуха — как будто ожил солнечный луч, отыскавший щель в задёрнутых занавесках. Солнечное божество с копной волнистых золотых волос. Сквозь дырку в джинсах чуть повыше колена матово светилась кожа. Именно светилась. По-моему, свет исходил даже от её серой клетчатой рубашки, небрежно заправленной в потёртые джинсы. "Её сиянье факелы затмило…"[13] Да-а, великие поэты прошлого прекрасно всё сказали за меня. А мастера Возрождения хорошо потрудились, создавая образы, глядя на которые, Творец лет двадцать назад собрал всё лучшее в них и реализовал в материи. Было в этой девушке что-то от леонардовских ангелов и боттичеллиевских граций. А ещё от неё веяло упрямством и внутренней силой. Такие вечно нарываются. Мне вдруг сразу захотелось её защитить, хотя я ещё толком не знала, от чего. Ясно было только одно — кошку похитила она. Если можно назвать похищением, когда похищаемый сам радостно идёт за похитителем. Миу прекрасно меня видела и внимательно, хотя и без страха, разглядывала. С появлением же незнакомки кошка совершенно утратила ко мне интерес. Она тут же кинулась к девушке.
— Тише, киска, сейчас мы уберёмся из этого гадюшника, — прошептала та, перекусывая чем-то вроде косметических щипцов цепочку возле самого ошейника Миу. Кошка при этом ласково урчала и старалась лизнуть воровке руку.
"Воров…" — вспомнила я оговорку леди Деборы Хоббер. Кажется, она даже не один раз так оговорилась. Леди Хоббер как будто знала, что это была воровка, а не вор. Ну а если так, то она определённо знала, кто эта воровка. Тогда зачем было ломать передо мной эту комедию? "Лично для меня куда важней выяснить, кто совершил кражу. Кому я буду вынуждена отказать от дома…" Может, она догадывается и хочет удостовериться? Нет, эта кривая игла темнит. То, что она насквозь лжива, написано у неё на лбу. Она слишком примитивна, чтобы убедительно притворяться искренней. Чутьё подсказывало мне, что воровке грозят серьёзные неприятности, а я ей этого не желала. И не только потому что у меня при виде этой златовласки едва не перестало сердце биться. Я бы прониклась к ней симпатией уже хотя бы потому, что ей симпатизировала Миу. Царственная кошка, которая явно не любила своих новых хозяев.
12
Имеется в виду Сапфо и её знаменитое стихотворение "Богу равным кажется мне по счастью…"