Но сбежали не все. Один все же остался.
Он стоял посреди дороги, настоящий гигант богатырского сложения. Даже оставшись один, он не поддался панике. Твердо упершись ногами, негр стоял напротив Робера и держал в руках какое-то старинное ружье, нечто вроде большого испанского мушкетона[108]. Он засыпал в ружье порох, наполняя его до краев.
Затем, приложив ружье к плечу, негр навел его на Робера.
Роже сразу бросился бежать к негру по проходу, образовавшемуся в результате блестящей джигитовки достойнейшего бакалейщика, а за Роже побежали и другие. Успеет ли он помешать выстрелу?
К великому счастью, его обогнал господин Абсирфус Блокхед на совсем неуправляемой лошади.
Она оказалась вдруг в двух шагах от негра-гиганта, поглощенного непривычным для него занятием — он все еще прилаживал к плечу старинное ружье. Разгоряченная лошадь сначала резко остановилась перед неожиданным препятствием, присела на всех четырех ногах, затем встала на дыбы.
Господин Абсирфус Блокхед, напротив, влекомый горячкой боя, а также центробежной силой, перелетел через голову своего скакуна и, описав великолепную дугу, врезался прямо в грудь негра как пушечное ядро.
Снаряд и его жертва вместе покатились по земле.
Роже и его спутники уже находились на месте небывалого сражения.
В одно мгновение Блокхеда подняли с земли и перекинули через седло одной из лошадей, а в этот момент кто-то другой поймал лошадь, потерявшую всадника. Робер вскочил на свою, и весь отряд европейцев галопом унесся из негритянской деревушки в сторону, противоположную той, откуда приехал.
Не прошло и минуты, как все уже были в безопасности. Но за это короткое время господин Абсирфус Блокхед успел прославиться в искусстве джигитовки[109], изобрести новое метательное устройство и к тому же спасти одного их своих ближних.
В настоящий момент этот доблестный воин был не в лучшем виде. В результате сильного сотрясения мозга он потерял сознание, и оно как будто не собиралось к нему возвращаться.
Как только всадники оказались на таком удалении от негритянской деревни, что можно было не опасаться нападения, все спешились. Чтобы привести господина Блокхеда в чувство, оказалось достаточно обливания холодной водой. Он заявил, что готов продолжить путь.
Но прежде ему все-таки пришлось выслушать слова благодарности от Робера. Судя, однако, по виду почтенного бакалейщика, он никак не мог взять в толк, о чем речь,— наверное, от избытка скромности.
Пустив лошадей шагом, наши путешественники обогнули центральную вершину острова, Пиццо де ла Ниеве, то есть Колодец со снегом, названную так из-за ледников внутри горы, затем проехали по огромному плато, покрытому множеством остроконечных пиков. Одну за другой оставили в стороне — Саусильо-дель-Убло, монолит высотой в сто двенадцать метров, затем — Рейтайго и Куимбре.
То ли после пережитых волнений, то ли от усталости, во время этого перехода через плато никому не хотелось разговаривать.
Туристы ехали молча, почти в том же порядке, как и при отправлении. Но произошли небольшие перемещения. Саундерс пристроился рядом с доблестным Блокхедом, а Робер ехал теперь рядом с Роже. Элис и Долли оказались во втором ряду.
Французы обсуждали происшествие, едва не стоившее одному из них жизни.
— Вы правильно догадались о готовящейся западне. Однако опасность была не там, где вы думали.
— Это верно,— признал Робер.— Но как я мог предположить, что кого-то заинтересует моя скромная персона? Впрочем, я полагаю, что, если бы вместо меня отправились в эту деревню вы, вас встретили бы точно так же.
— Кстати,— спросил Роже,— откуда эта черная колония в самом центре страны с белым населением?
— Это бывшее поселение беглых рабов,— ответил Робер.— Сейчас, когда рабство отменено, у них больше нет причин скрываться. Но эти потомки прежних беглецов сохраняют обычаи своих предков. Они все так же живут в глубоких пещерах, почти не связаны с внешним миром, редко показываются в соседних городах.
— Они не очень-то гостеприимны,— заметил Роже не без юмора.— Что, черт возьми, вы им сделали, что они так взбунтовались?
— Абсолютно ничего,— сказал Робер.— Бунт начался еще до моего появления.
— Вон как! — воскликнул Роже.— Из-за чего же?
— Я догадываюсь об этом по тем проклятиям, которые на меня сыпались. Чтобы понять, в чем причина, надо знать: жителям Канарских островов не нравится, что с каждым годом к ним приезжает все больше иностранцев. Канарцы считают, что приезжие завозят на острова свои болезни и что в конце концов здесь будет опасно жить. К тому же наши негры почему-то думают, будто мы приехали устроить в их деревушке лечебницу для прокаженных[110] и туберкулезников. Отсюда такая ярость.
— Лечебницу! — воскликнул Роже.— Как такая мысль могла прийти в их курчавые головы?
— Кто-то им, по-видимому, эту мысль подкинул,— ответил Робер,— и можно себе представить, какое впечатление произвела эта угроза на их детские мозги, насквозь пропитанные суевериями.
— Кто-то подкинул? — повторил Роже.— Кого же вы подозреваете?
— Проводника,— ответил Робер.
— С какой целью?
— С целью наживы, естественно. Этот негодяй рассчитывал, наверное, получить свою долю из наших вещей.
Такое объяснение казалось правдоподобным: так, видно, и было. Прошлой ночью проводник подготовил эту западню, заронил искру гнева в головы легковерных негров, обмануть которых очень легко.
О чем Робер умалчивал, так это о том, что Джек, без сомненья, принимал в этом заговоре участие, и цель у него была другая, не грабеж. Но, поразмыслив, Робер решил не говорить никому о своих подозрениях. Для таких обвинений нужны доказательства, а у него их не было.
Но Морган, возможно, поступил бы так же, даже если бы имел доказательства. Он все равно предпочел бы скорее оставить безнаказанным своего врага, нежели скомпрометировать фамилию Линдсей.
Пока оба француза обсуждали эту волнующую их тему, Саундерс занялся Блокхедом.
— Поздравляю, сударь! — сказал он ему, когда все снова двинулись в путь.
Блокхед промолчал.
— Какой бросок, сударь, черт побери! — воскликнул Саундерс посмеиваясь.
Блокхед снова промолчал. Саундерс подъехал поближе.
— Ну как, дорогой друг, вы себя чувствуете?
— Очень болит,— вздохнул Блокхед.
— Да, да,— согласился Саундерс.— У вас голова…
— Не голова!
— А что же?
— С другого конца! — жалобно вздохнул Блокхед, лежа ничком на лошади.
— С другого конца? — повторил Саундерс.— Ах, ну да, ну да! — сказал он, поняв.— Но важно не это!
— Как раз наоборот! — пробормотал Блокхед.
— Черт побери! — гнул свою линию Саундерс.— Но ведь во всем виновато «Агентство Томпсон»? Если бы нас было не пятнадцать, а сто человек, разве на нас напали бы негры и разве болела бы тогда у вас голова? Если бы были не лошади, а гамаки с носильщиками, как было обещано этой бессовестной программой, болело бы у вас… в другом месте? Я понимаю ваше возмущение и ваше негодование.
У Блокхеда достало сил возразить.
— Восторг! Сударь! Совсем, напротив, мой восторг,— прошептал он жалобно, так велика была сила привычки.
— Восторг? — повторил Саундерс в совершенном изумлении.
— Да, сударь, я в восторге,— подтвердил Блокхед уже громче.— Хочешь — вот тебе лошади, хочешь — острова с неграми… Все это невероятно, сударь, совершенно невероятно!
От избытка чувств Блокхед забыл про свои синяки. Он неосторожно выпрямился в седле и торжественно простер руку.
— Чистая правда, сударь, у Блокхеда слово… Ай! — вскрикнул он, падая ничком. Резкая боль пронзила его насквозь и возвратила в реальность. Недовольный Саундерс отъехал от неисправимого оптимиста.
Около одиннадцати кавалькада добралась до деревни, укрывшейся в отрогах Куимбре. Миновав деревню, путники оказались на маленькой площадке, откуда не было другого пути. Все остановились в совершенной растерянности.