Но самым довольным на борту был, как всегда, мистер Абсирфус Блокхед, почтенный бакалейщик, одаренный от природы счастливым характером. Как раз в то время, когда произошла авария, он только что испытал подлинную радость. Впервые за много дней он и его дочери смогли наконец сесть, не крича от боли. Они поздравляли друг друга с этой приятной новостью, и тут свист пара снова заставил их в испуге принять прежнюю позицию.
Конечно, мистер Блокхед жалел раненых, конечно, он испытывал беспокойство по поводу последствий этого события. Но к тревоге примешивалось и своего рода тщеславное сознание, что он подвергается серьезной опасности. Когда же капитан Пип изменил маршрут, дело приняло другой оборот. Мысль о посещении какого-то Зеленого Мыса повергла мистера Блокхеда в пучину предположений.
К всеобщему несчастью, он всегда щедро делился с окружающими своими мыслями. Сейчас мистер Блокхед пошел бы на любые усилия, чтобы ускорить ход корабля. Он предложил капитану увеличить площадь парусов, распустив по ветру все имеющиеся на «Симью» простыни и салфетки. Хотя это предложение не возымело успеха, мистер Блокхед не счел себя побежденным и лично претворил свою теорию на практике. Можно было видеть, как он с утра до вечера сидит на корме с женой, сыном и дочерьми; все пятеро терпеливо подставляют ветру носовые платки, словно маленькие паруса. Время от времени, устав от этого однообразного упражнения, они встают в ряд и что есть мочи дуют в парус корабля.
Если бы мистер Блокхед обладал познаниями Архимеда[130], ему было бы известно, что для эффективного воздействия на какое-либо тело надо иметь точку опоры. Но мистер Блокхед не был Архимедом и поэтому не сомневался в том, что плавание значительно сократится благодаря его похвальным усилиям, весьма развлекавшим публику.
Оттого ли, что он сильно раздувал щеки, или по какой-либо иной причине, но на третий день ужасная зубная боль заставила почтенного бакалейщика прекратить неравное состязание с Бореем. Его правая щека раздулась весьма причудливым образом. Флюс мистера Блокхеда стал причиной нового оживления на борту корабля. Его спутники, лишившись зрелища с носовыми платками, нашли другое развлечение.
Но что заставило мисс Мери и мисс Бесс помогать своему отцу? Неужели они забыли о своем долге милосердия? Неужели отказались от намерения вырвать Тигга из объятий смерти?
Да, надо признать, они в самом деле от него отказались. Не без страданий и внутренней борьбы эти ангелы отвергли миссию, продиктованную любовью к ближнему. К несчастью, им пришлось убедиться в том, что мисс Маргарет, которой удалось занять их место, твердо вознамерилась удержать на земле эту готовую воспарить душу. Что же произошло во время восхождения на Тейде, когда жестокий приступ радикулита помешал им принять в этом участие? Мисс Мери и мисс Бесс этого не знали, но могли констатировать результат. Теперь бесспорное преимущество было на стороне мисс Маргарет Гамильтон, и после нескольких безуспешных попыток все изменить сестры вынуждены были признать себя побежденными.
Однако они не утратили сочувствия к несчастному и предрекали, что Тигг, лишившись их опеки, скоро станет жертвой драматических событий.
— Вот увидите, дорогая,— угрюмо твердила мисс Мери,-с ним случится несчастье!
— Он убьет себя, дорогая,— с содроганием подтверждала мисс Бесс.
Но, по-видимому, этим мрачным предсказаниям сбыться было не суждено. Тигг, опекаемый семьей Гамильтон, проявлял черную неблагодарность к своим ангелам-хранителям, а мисс Маргарет Гамильтон не особенно досадовала на его слабую память.
Ее отец сэр Гамильтон чувствовал какое-то неудовлетворение. Чего-то недоставало ему для внутреннего равновесия. С тех пор как «Симью» полностью отошел от программы, протесты потеряли смысл, а такое положение тяготило уважаемого барона.
Он поделился своими мыслями с Бейкером, но это ничего не изменило. Тот сжег свои корабли и уже более ничего теперь предпринять не мог. Оба заговорщика вспоминали прежние обиды и мечтали о том дне, когда, вернувшись в Лондон, смогут за все отомстить, возбудив судебные иски. Бесспорно, у них найдется немало союзников среди обманутых пассажиров.
Время шло, и терпение путешественников все больше уступало место беспокойству.
Однако на борту не было недостатка ни в тех счастливых натурах, чью здоровую жизнерадостность не может поколебать ничто, ни в тех закаленных характерах, которые никакая опасность не в силах сломить. Разве не относились к первым Роже и Долли? И разве нельзя причислить Элис и Робера ко вторым?
Но с ними, по-видимому, что-то случилось. Непривычное для окружающих поведение этого квартета бросалось в глаза.
Недоразумение в отношениях между Элис и Робером не разрешалось, так как обе стороны избегали объяснений. Обуреваемый гордыней Робер ничего не делал для того, чтобы вернуться к деликатной теме. Элис же считала, что она сказала достаточно много. Каждый из них думал, что другой его не понял, и они пребывали в плену мучительных сомнений.
Угнетенное душевное состояние отражалось и на их поведении. Робер, толкуя упреки Элис буквально, почти не покидал ее, но избегал оставаться с нею наедине. И если Роже удалялся, он тоже уходил, а Элис не пыталась его удержать.
Роже замечал эту натянутость в их отношениях, и это омрачало радость, которую приносила ему ясная и здоровая любовь к Долли, расцветающая день ото дня. Каждый из друзей по-своему чувствовал себя едва ли не самым несчастным на корабле.
Однако это было не совсем так. Участь быть самым несчастным принадлежала все-таки Томпсону. Случаются такие серьезные крушения, против которых не может устоять даже человек крайне легкомысленный и безответственный. Именно таково было состояние Томпсона. Как долго они пробудут на островах Зеленого Мыса? Сколько времени займет починка этой проклятой машины? Во время непредвиденной остановки он должен будет кормить пассажиров и экипаж, в общей сложности почти сто человек. Это катастрофа, огромные издержки вместо ожидаемой прибыли.
И в довершение всех бед по возвращении его ждет судебный процесс. Суд теперь не просто кровожадная мечта Бейкера. Теперь для этого есть серьезные основания: авария, поставившая под угрозу жизнь пассажиров, и значительное опоздание, наносящее ущерб их интересам,— это очень веские аргументы для его врагов.
Перед Томпсоном уже маячил призрак полного разорения. Но если невозможно исправить случившееся, то нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы улучшить свое будущее? Ведь, угождая пассажирам, он может предотвратить жалобы хотя бы некоторых из них. Однако и эта надежда угасала, когда он видел, в каком состоянии находятся туристы. Томпсон испробовал все средства, чтобы их развлечь. Он пригласил Робера прочитать лекцию, но никто на нее не пришел. Тогда администратор устроил настоящий бал с шампанским и пирожными, но расстроенное пианино фальшивило, к тому же разгорелся спор между желающими спать и желающими танцевать.
Томпсон отказался от всех попыток изменить настроение на корабле, как вдруг на него обрушилось новое испытание.
Поскольку «Симью», покидая Тенерифе, должен был следовать в Лондон, движимый силой пара, а вовсе не к островам Зеленого Мыса да еще под парусами, запасы провианта сделали всего на семь дней. И Томпсон пришел просто в отчаяние, когда утром 17 июня мистер Ростбиф объявил, что, если режим питания не изменится, на борту уже к вечеру не останется ни куска хлеба.
Глава VIII
ТУРИСТЫ ТЕРПЯТ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ