Результаты проделанной работы не замедлили сказаться. Робер застонал, попытался привстать, но резкая боль в левой руке отбросила его назад. Он задыхался.
Но за эти мгновения успел узнать своего спасителя.
— Артимон! — выдохнул он, снова теряя сознание.
Услышав свое имя, Артимон отчаянно затявкал, заметался на месте, бросаясь во все стороны. Он стал лизать раненого в лицо теплым мокрым языком, освобождая от песка, налипшего на потный лоб и щеки.
Постепенно к Роберу стала возвращаться жизнь. Кровь быстрее побежала по жилам, застучала в висках, силы прибывали с каждой минутой. А с ними — и память, он вспомнил, при каких обстоятельствах упал.
С большой осторожностью раненый подполз поближе к морю, и свежесть морской воды окончательно привела его в чувство.
Солнце поднялось уже высоко. Преодолевая невыносимую боль, Роберу удалось снять с себя одежду и осмотреть рану. Она оказалась неопасной. Пуля застряла в ключице, но не перебила кость и потому легко вышла из раны. Страшная боль, от которой Робер потерял сознание, объяснялась тем, что пуля задела нерв. Обморок продолжался так долго из-за большой потери крови и еще потому, что Роберу, упавшему лицом в песок, нечем было дышать. Теперь в голове у него прояснилось. Смочив носовой платок в морской воде, он аккуратно промыл и перевязал себе рану. Плечом уже можно понемногу двигать, и, если бы не слабость, из-за чего подкашивались ноги, он тотчас бы отправился в путь.
Нужно эту слабость победить. Достав припасы, Робер подкрепился, впервые с тех пор, как покинул лагерь, Артимон тоже получил свою долю.
Но собака соглашалась есть как бы нехотя, ей не сиделось на месте, что-то ее постоянно беспокоило. В конце концов человек обратил внимание на необычное поведение животного, взял на руки, попытался приласкать… и вдруг заметил, что к ошейнику привязана бумажка.
«Лагерь захвачен арабами. Пип». Вот какую ужасную новость узнал Робер, когда дрожащими руками развернул записку.
«Захвачен арабами!» Значит, Элис тоже в плену! И Роже! И Долли!
В одно мгновение Робер сложил остатки своих запасов. Нельзя терять ни минуты. Он должен идти. И он пойдет. Пища вернула ему силы, а теперь воля эту силу удесятерит.
— Артимон! — позвал Робер, прежде чем двинуться в путь.
Но собаки рядом уже не было. Робер, посмотрев по сторонам, увидел, как Артимон, превратившись в еле заметную точку, несется вскачь вдоль берега, все более удаляясь. Верный пес, выполнив задание, возвращался с отчетом к тому, кто его послал. Он мчался не разбирая дороги, и все его существо было устремлено к одной цели: к хозяину!
— Спасибо тебе, пес! — прошептал Робер уже на ходу.
Он машинально бросил взгляд на часы и обнаружил, что они показывают тридцать пять минут второго. Он хорошо помнит, что заводил их как раз перед тем, как Джек Линдсей подло на него напал. Стальное сердечко билось ночь, затем целый день, и его ровное тиканье смолкло следующей ночью. От этих мыслей у Робера выступил холодный пот. Значит, он пролежал здесь почти тридцать часов! Пуля свалила его девятого июля, а проснулся он утром одиннадцатого. Что же будет с теми, кто на него надеется?
И Робер снова ускорил шаг. Он сверил по солнцу стрелки часов, было около пяти часов утра.
Он шагал все утро, и только в одиннадцать позволил себе отдохнуть, немного поспать в тени карликовых пальм. Сон возвратил ему силы, Робер встал энергичным и бодрым. И снова пошел вперед.
Уже двенадцать часов он в пути, а это значит — пройдено около семидесяти километров.
Наутро он продолжил путь, стараясь не думать об усталости, но этот день дался труднее. Появились жар и озноб, опять заболела рана.
После дневного сна встать удалось с трудом. Временами темнело в глазах, кружилась голова. Но он не останавливался, оставляя позади километр за километром. Каждый из них становился все мучительнее.
Наконец в сумерках показались массивные стволы. Начались заросли каучуконосов. Добравшись до первых деревьев, Робер упал без сил и погрузился в глубокий сон.
Он проснулся, когда солнце поднялось уже высоко. Наступило тринадцатое июля. Робера мучили угрызения совести, что он так долго проспал. Теперь придется наверстывать потерянное время.
Но как его наверстать при такой слабости, когда не держат ноги? Нет сил подняться с земли, во рту пересохло, болит голова, лихорадит. Плечо распухло, и рукой не пошевелить. Ничего, все равно нужно идти и, если потребуется, ползти вперед на коленях.
Робер заставил себя поесть, хотя и не хотелось. Здесь же, под деревом, где провел ночь, он решительно проглотил последний сухарь и запил его последними каплями воды. Ему нужны силы, и больше он не остановится, пока не доберется до цели.
Было два часа дня, Робер отправился в шесть утра и с тех пор ни разу не остановился. Правда, теперь он уже не шел, а еле тащился, делая не больше километра в час. Главное — не останавливаться. Он решил бороться до последнего дыхания.
Но больше нет сил. У несчастного закрывались глаза, перед его невидящим взором мелькал целый калейдоскоп[155] видений. Сердце билось слабее и реже, легким не хватало кислорода. Робер чувствовал, что падает, скользя вдоль ствола. Он прислонился к дереву в попытке устоять на ногах.
И в это мгновение — наверное, он бредил в лихорадке — ему почудилось, что впереди показался большой отряд,— блестели ружья, белые пробковые шлемы отражали солнечные лучи.
— Сюда! Ко мне! — закричал Робер.
Увы! У него пропал голос. Если отряд, который ему грезился, и существовал на самом деле, никто из этих людей не услышал крика, и они продолжали двигаться в своем направлении.
— Ко мне! — прошептал Робер и упал, потеряв сознание.
Он упал на землю как раз в то время, когда, по его плану, он должен был вернуться в лагерь. Пассажиры помнили эту дату и считали часы. С тех пор, как они оказались во власти арабов, лагерь так и стоял рядом с выброшенной на берег «Санта-Марией».
Капитан Пип не стал сопротивляться, когда понял, какое новое несчастье обрушилось на них, и вместе со всеми оказался внутри тройного кольца окруживших лагерь вооруженных африканцев. Он даже не стал гневаться на часовых, не справившихся со своей задачей. К чему их наказывать, когда несчастье уже произошло.
Вместо этого он стал думать, как действовать дальше. Хорошо бы известить о происшедшем Робера, но как передать ему сообщение? Пип сообразил, что в его распоряжении такое средство есть, и решил немедленно это средство использовать.
Написав записку в темноте, капитан Пип привязал ее к ошейнику Артимона и поцеловал пса прямо в нос. Дав собаке понюхать кое-что из вещей Робера, он приказал найти их хозяина, направив при этом Артимона на юг.
Артимон бросился бежать и мгновенно исчез в темноте. Капитан страдал, ему легче было пожертвовать собой, чем подвергать риску своего друга. Но Роберу необходимо сообщить о случившемся, это подскажет ему, как действовать дальше. И все колебания были отброшены.
Тем не менее капитан с трудом дождался утра. В мыслях он все время следовал рядом с Артимоном вдоль берега Атлантического океана.
Когда наступил день, все увидели размеры бедствия: лагерь был разгромлен, палатки сорваны, ящики, окружавшие лагерь, вскрыты, их содержимое валялось на земле, а все вещи пассажиров стали добычей победителей.
То, что они увидели за пределами лагеря, было еще страшней. На земле, освещенной косыми лучами восходящего солнца, темными пятнами выделялись два тела. Капитан признал своих часовых. У обоих в груди торчали кинжалы, воткнутые по самую рукоятку.
Когда совсем рассвело, африканцы зашевелились и один из них, очевидно, шейх[156], направился к пленникам. Капитан сразу двинулся ему навстречу.
— Ты кто? — спросил шейх на плохом английском языке.
— Капитан.