На вопрос, почему Таргела выбрала убежище не в доме какого-нибудь друга, а на палубе «Симью», он ответил, что бедняки не имеют друзей. Кроме того, ее мачеха, Лобату, колдунья и ростовщица, держит в руках добрую половину бедняков городских предместий, о чем и свидетельствует происходящее на набережной. На земле Таргелу могли схватить. На борту же «Симью», под защитой благородных англичан, она чувствует себя в безопасности.
Жоакин умолк.
Последний его довод всех убедил. Юноша сразу привлек на свою сторону сэра Гамильтона. Парень бессознательно старался убедить именно этого джентльмена, чопорный и важный вид которого говорил о том, что это самый непреклонный слушатель. И действительно, сэр Гамильтон растаял. Слушая Жоакина, он одобрительно кивал головой.
Томпсон, не зная как поступить, бросал на всех вопросительные взгляды.
— Что вы об этом думаете, капитан? — спросил он.
— Гм…— ответил капитан, оборачиваясь.
Позади, как всегда, стоял верный Артимон.
— Вы, английский джентльмен,— спросил он своего старого друга,— вы отказали бы в помощи женщине?
— Гм…— произнес в свою очередь Томпсон, растерянно глядя на пассажиров.
— Право же, господа,— выступила вперед Элис Линдсей,— я думаю, ничего не предрешая, нам следует сделать то, о чем просит молодой человек. Надо пойти к судье, и пусть он объяснит нам наши обязанности.
— Будь по-вашему, миссис Линдсей,— воскликнул Томпсон.— Агентство ни в чем не отказывает своим пассажирам!
Раздались одобрительные возгласы. Видно, молодая пара всем понравилась. Но сэр Гамильтон в этих разговорах уже не участвовал. Раз инициатива перешла к американке, дело перестало его интересовать. Пусть эти португальцы и американцы разбираются сами. Англия в его лице умывает руки.
— Однако,— продолжал Томпсон,— это предприятие лучше перенести на послеобеденное время. Самое трудное — перейти черту, разделяющую враждебные стороны. Дорогой профессор, поручите задачу молодому человеку.
— Я берусь это сделать,— объявил Жоакин.
Подойдя к релингам, он заговорил с осаждающими. Как только стало ясно, что речь идет не о похищении с помощью иностранцев, а о законном решении суда, все сочли нужным подчиниться, причем каждая сторона думала, что она одержала победу.
Все стали расходиться, и, когда после обеда Томпсон и Робер вместе с Жоакином высадились на набережной, там было спокойно.
Все же в приемную судьи они прибыли в сопровождении большой толпы людей. Судьи не оказалось на месте, его пошли искать. Вскоре пришел человек средних лет, лысый, с лицом цвета жженого кирпича, свидетельствующем о желчном и раздражительном характере. Очевидно раздосадованный непредвиденным делом, он стал задавать вопросы своим поздним визитерам довольно резко.
Робер изложил суть дела. Но как ни был он краток, нетерпеливому судье и это показалось многословно. Его пальцы выбивали яростный марш на столе.
— У Лобату,— как бы телеграфно выбивал он слова,— репутация, достойная сожаления. У Жоакино Салазара и девицы Таргелы — репутация безупречная. У нее полное право искать убежище там где заблагорассудится и выходить замуж за кого угодно. Таков закон. Но я не могу дать распоряжения без личного подтверждения Таргелы, устного или письменного.
— Вот оно.— Жоакин протянул судье письмо.
— Хорошо,— одобрил тот и, схватив перо, сделал записи на листе бумаги.— Сегодня двадцать второе, бракосочетание двадцать пятого. Подпись: Паблу Терраро, церковь Святого Антония.
Судья встал и яростно поставил печать. В кабинет вошли два полицейских.
— Всего хорошего, господа,— сказал судья, и трое просителей очутились на улице.
— Вот дело и сделано, мой дорогой,— сказал Робер Жоакину.— Через три дня вы женитесь на Таргеле.
— О, господа, как я смогу вас отблагодарить? — воскликнул Жоакин, горячо пожимая руки своим благодетелям.
— Тем, что сделаете вашу жену счастливой,— ответил Робер смеясь.— Но как вы будете устраивать свадьбу?
— А что? — спросил Жоакин удивленно.
— Ну, вы не боитесь этих беснующихся на набережной?
— Ба! — беззаботно воскликнул молодой человек, показывая свои руки.— У меня есть вот это.
И, насвистывая танцевальную мелодию, он скрылся в темных улицах столицы Сан-Мигеля.
Глава X,
СВИДЕТЕЛЬСТВУЮЩАЯ О БЛАГОРАЗУМИИ ДЖОНСОНА
Остров Сан-Мигель имеет в плане форму длинного кувшина. В центре, у двух ручек, в самой узкой части кувшина расположены города: Понта-Делгада на юге и Рибейра-Гранди на севере. Удобная дорога, не подымающаяся выше двухсот метров, соединяет эти почти равные по числу жителей города, расстояние между которыми приблизительно восемнадцать километров.
Остальная часть острова, и справа и слева, представляет собой более возвышенную местность.
На ознакомление с восточным побережьем должно было хватить первого дня. На второй день, после ночи, проведенной в Рибейра-Гранди, куда предполагалось доставить ездовых животных, предстояло путешествие по западной части острова.
Учитывая извилистость дороги, планировалось делать каждый день около сорока километров. Это будет довольно трудно. Получив такие сведения от Робера и местных гидов, Томпсон решил перенести час выступления в путь с восьми часов утра, что предусматривалось программой, на шесть тридцать.
На это Гамильтон и Саундерс отреагировали бурной сценой, снова выражая недовольство изменением в программе.
— Запомните, сэр,— заключил Саундерс, растягивая слова.— Я не вый-ду в шесть с по-ло-ви-ной ча-сов!
— Я тоже,— заявил барон,— равно как и моя жена и дочь. Мы появимся на набережной ровно в восемь часов, как указано в программе, и рассчитываем увидеть там необходимые транспортные средства.
Требования Гамильтона и Саундерса были обоснованны, но, несмотря на стремление ладить со всеми пассажирами, в отношениях с этими двумя Томпсон начинал терять терпение. Поэтому ограничился тем, что сухо откланялся, не удостоив их ответом.
Оставив на борту прекрасную Таргелу, колонна путешественников по сигналу Томпсона ровно в семь часов двинулась в путь. Многие, однако, отсутствовали.
Это были, конечно, молодожены, напуганный возможными землетрясениями Джонсон, как нетрудно догадаться, Гамильтон и Саундерс, а также три пассажирки, возраст которых не позволял предпринимать длительные и утомительные экскурсии.
Колонна насчитывала пятьдесят четыре туриста, включая дона Игину да Вега. Его братья предпочли остаться на корабле.
Блокхед отправлялся в путь вместе со всеми благодаря настояниям дона Игину. Томпсон намеревался его изолировать, но португалец пообещал, что к завтрашнему утру больной избавится от своего недуга. Почтенного бакалейщика приняли в общество только при условии, что он будет держаться на расстоянии ста метров от туристов. Он следовал за всеми в одиночестве, со своим мулом и погонщиком, но совсем не сетовал на судьбу. Блокхед был из тех людей, кто видит в происходящем прежде всего положительную сторону. По характеру он счастливо отличался от сварливого Гамильтона.
Направляясь на восток, туристы в восемь часов оказались в сельской местности. Было полное впечатление, что они опять в окрестностях Орты. Те же поля зерновых культур и овощей. Те же породы растений. Но между островами существовало и различие, и оно было в пользу Сан-Мигеля. Здесь не остался невспаханным ни один метр плодородной земли. Не было корявых деревьев. Всюду великолепные хвойные леса, выращенные благодаря постоянным заботам местных властей. Они уже пятьдесят лет культивировали посадки на все новых и новых территориях.
В полдень караван вышел на большую долину.
— Долина Фурнаш,— сообщил проводник.
Окруженная цепью гор с голыми вершинами, долина имела форму большого круга радиусом примерно три километра. К юго-востоку линия гор, прегражденная речкой, опускалась. Туристы поднялись по этой речке до теплых источников Рибейра-Кенти, что значит горячая речка. На ее берегах возделывались ранние овощи. Путешественники находились вблизи деревни, ее позолоченные солнцем крыши они увидели издалека.