– Где? – возразил Джек.
– На «Симью», во всяком случае. Эта история, в конце концов, нас не касается, и я считаю, что, как бы то ни было, мы будем в большей безопасности под покровительством английского флага.
Все признали справедливость этого замечания. Поэтому поспешили добраться до берега, потом переправиться на пароход, где большинство пассажиров уже собрались и оживленно толковали о перипетиях этого приключения. Многие распространялись в едких жалобах. Некоторые даже говорили, что надо потребовать хорошего вознаграждения от лиссабонского кабинета, и в числе их, само собой разумеется, видное место занимал сэр Хамильтон.
– Это срам! Стыд! – твердил он на все лады. – Тоже эти португальцы!.. Если б Англия захотела меня послушать, то цивилизовала бы эти Азорские острова, и тогда наступил бы конец подобным скандалам!
Сондерс ничего не говорил, но лицо красноречиво выражало его мысли. В самом деле, если б он захотел пожелать Томпсону неприятностей, то не мог бы выдумать худших. Тут была одна неприятность. По крайней мере пассажиров десять не хватит на перекличке, а после такой драмы это расстройство «каравана» и возвращение в Англию. Прибытие первых оставшихся в живых не изменило довольства этой милой натуры. Сондерс не мог, конечно, ожидать, что вся партия погибла во время несчастья. Однако чело его омрачилось, когда он увидел, что последние пассажиры каждую минуту прибывали на пароход. Тогда он подумал, что это все было шуткой.
К обеду Томпсон произвел проверку и узнал, что недостает только двух лиц. Но почти тотчас же они спустились в столовую в образе двух новобрачных, и Сондерс, удостоверившись, что пассажиры «Симью» в полном составе, опять принял выражение неугомонного дога.
Молодая чета имела свой обычный вид, то есть обнаруживала в отношении всего окружающего столь же забавное, сколько и безусловное безразличие. Очевидно, ни муж, ни жена не подозревали о серьезных событиях, происшедших в этот день. Сидя бок о бок, они, как всегда, ограничивались беседой между собой, в которой язык принимал меньше участия, чем глаза, а общий разговор перекрещивался вокруг, не задевая их.
Если кто-либо и был так же счастлив, как эта трогательная чета, то это был Джонсон. В этот вечер он отличился. Еще маленькое усилие – и он дошел бы до полного опьянения. Насколько его состояние позволяло ему понимать происходившие вокруг него разговоры, он радовался своему упорному решению ногой не ступать на Азорский архипелаг и радостно витал в винных парах.
Тигг был четвертым счастливым лицом этого многочисленного собрания. Когда он, как и остальные, был подхвачен неистовой толпой, оба его телохранителя с минуту переживали жестокий страх. Какой лучший случай мог еще представиться этой душе, влюбленной одновременно в смерть и в оригинальность? Ценой героического усилия Бесси и Мэри успели удержать Тигга около себя, защищая его с преданностью, оказавшей действие только благодаря их костлявым формам. Тигг вышел невредимым из свалки и считал, что, за исключением него, все товарищи слишком преувеличивали ее значение.
Увы, не то было с злополучной Бесси и несчастной Мэри. Покрытые шишками, с разукрашенными синяками телами, они имели полное основание никогда не забывать праздника Троицы на острове Терсер.
Незадачливый отец их, почтенный Блокхед, принужден был обедать один в своей каюте. Он, однако, не был ранен, но с самого начала обеда Томпсон, заметив у своего пассажира признаки беспокойного свербежа, счел благоразумным ввиду подозрительности случая предложить ему уединиться. Блокхед подчинился этой изоляции охотно. Он как будто даже не был огорчен особенным отличием, которым судьба наградила его.
– Кажется, я схватил местную болезнь, – многозначительно сообщил он своим дочерям, усердно почесываясь. – Только я один и имею ее!..
Дон Ижино явился на пароход, когда слуга мистер Сандвич подавал жаркое. Он привез и двух своих братьев.
Дон Ижино и оба его товарища имели одних и тех же родителей, как он заявил. Но родства этого, наверное, никто бы не угадал. Меньшего сходства и нельзя было бы найти. Насколько дон Ижино на всей своей персоне носил отпечаток породы, настолько братья его имели вульгарный и простой вид. Один из них, высокий и полный, другой – приземистый, толстый, судя по внешности, были бы вполне на своем месте в каком-нибудь балагане борцов.
Странная особенность – оба как будто недавно были ранены. Левая рука более рослого была обернута платком, на правой же щеке меньшего имелся шрам, края которого соединяла повязка из спарадрапа.