Существует теория про совместимость потоков, что один практик может усиливать другого, поэтому колдуны послабее в ковены то и собираются. Но методология магии – дисциплина, как бы сказал Велыч, плохо поддающаяся дифференциации, поэтому я не собиралась забивать свою голову еще и причинами, по которым Рафаэлю рядом со мной легче колдуется.
– Так, с хлебом мы покончили. Теперь настало время зрелищ. Я тебе беса обещала. – я забрала у Рафа посуду и закинула в посудомоечную машину, пока тот не вызвался ее мыть. Подозреваю, что он один из любителей оказать бесполезную и даже вредную в хозяйстве помощь. Я открыла окно, впуская ароматный осенний воздух, остановилась, вглядываясь в небо, в котором никогда не было видно звезд и только сиротливая луна освещала небосклон. Он же выразительным взглядом наблюдал за моими действиями, рассматривал амулет с бирюзой, что походил на индейский ловец снов, вязь из обережных знаков, украшающих подоконник и рамы.
– Феняяяя, – заорала я в темноту, и темнота дрогнула и откликнулась шорохом темных крыльев. Вдрогнул Рафаэль, потрясенно уставившись на беса, бес приземлился на подоконник, оцарапав пластик когтями.
– Звали, хозяйка?
Звала. Я делала это чрезвычайно редко, потому как Феня, хоть и был мощным стражем, оставался моим позором как практика. Одним из заданий во время обучения Люцем, было - отправить свою душу в инферно и вытащить оттуда более менее осмысленную сущность, дабы сделать из нее батарейку. Помещать такую суть полагается в хрустальную сферу - лабиринт, которую мне и выдал Люц. Задание более менее пустяковое, любой из практиков справился бы с ним без запинки. Любой, но не я. В то время я только рассталась со своим ухажером и пребывала в глубокой депрессии. А депрессию я глушила белым сухим вином. Залив в себя три четверти бутылки, и находясь в стадии «шальная императрица», я нырнула в Ад и даже вынырнула обратно, попутно прихватив с собой мерзопакостное шипящее создание.
Но помещать его в заготовленную сферу показало мне жестоким, поэтому держа сущность в одной руке, я распахнула окно и впихнула ее в одного из голубей, что вечно сидели на подоконнике, в ожидании крошек. При этом запихивать беса в голубя мне тогда жестоким не показалось.
Осуществив это действие, я положила бездыханное тельце птицы на стол и завалилась спать. Каково же было удивление, когда на утро, усиливая похмельную боль в моей головушке нечто вроде голубя, только покрытое темно-синей, почти черной чешуей, смотрело на меня бесовскими глазами и орало в ухо:
– Хозяин, мне нужно имя хозяин!
Весь поток нецензурщины, которым я наградила птичку в момент пробуждения для имени не годился. Позже, проикавшись, я назвала ее Феня, поскольку вытащила ее из Инферно. Когда я принесла свое творение Люцу, он орал на меня благим матом. Практики старой школы - народ консервативный, и по правилам сущность должна бы сидеть в кристалле в виде сгущенной энергии, а не летать вокруг на чешуйчато-перепончатых крыльях и радостно повторять : "Слышьте, сучки! Я на Земле! Выкусите!". Хорошо хоть птичку разрешил оставить при условии, что никто больше не узнает о моих экспериментах.
Фене я поручила досматривать за домом, изредка я брала его на ритуалы, чтобы произвести впечатление на нанимателей, а в остальное время он свободно парил, где хотел.
Вымахал Феня в два раза, с тех пор как я его вызвала, и теперь был размером с крупную ворону.
– Здесь ангел. Говна лопата. – Говорил он короткими фразами замогильным голосом и чаще нецензурно.
– Рафаэль, – представился мой напарник, рассматривая беса.
– Говна лопата. – повторила «птичка», не меняя интонации. Но ангелок кажется не обиделся, или привыкать начал. Птичку рассматривал с интересом, но руки не тянул. А Феня принялся ходить по подоконнику, цокая когтями. Если он и дальше будет так расти, за птичку его принимать перестанут. Тогда регистрировать придется и еще на налог подпаду, что б его.
– Феня, ты вроде дом должен сторожить. Так?
– Так, – коротко ответил он, хищным взглядом высматривая угощение. Ел Феня все, но человеческую еду жаловал особенно. Оно к лучшему, я по началу боялась, что котики пропадать начнут.
– Вчера ночью в этот дом было совершено проникновение. Как ты это допустил и почему не предупредил меня?
Птичка фыркнула, имей я больше представлений о мимике пернатых, сказала бы, что ухмыльнулась:
– Так он ваш же.
– Ваш все, хозяйка. Его душа ваша, как моя.
Птичка смотрела на меня, я на птичку, и Фенина морда приняла задумчивое выражение, а затем видимо в его мозгу щелкнула какая-то деталь, и он, разразился криком, захлебываясь словами.
– Простите меня, хозяйка! Не казните! Не знал! Он сказал что к вам. И энергия в нем как в вас, вот я и не сопротивлялся. А если бы и сопротивлялся, так он же больше, сильнее. А я маааленький. Крылышки маааленькие, лапки маленькие, глазки маленькие, сил нету! Он бы меня по ветру пустил...
Прервав его излияния, потому как по опыту знаю, Феня может рыдать о своей несчастной жизни часами я сказала:
– Замолкни.
Он захлопнул клюв, а Рафаэль посмотрел на меня осуждающе. По его мнению я опять грублю, но с демонами и бесами надо быть пожестче, доброту они принимают за слабость.
– Значит привязка на крови действует. – сообщила я Рафаэлю хорошую новость. Плохая заключалась, что с такой привязкой он все, созданные мною защитные круги пройдет без помех. Потому что ни один практик не станет защищаться от вызванного создания. Не знаю, как ангелы – но демоны на земле быть просто обожают. Они будут соблазнять, грабить и убивать в угоду вызвавшего их практика, и никогда не причинят ему вреда.
Феня хотел было что-то добавить, но клюв все еще не открывался.
Я вздохнула, буркнула себе под нос:
– Что-то еще?
– Он был сегодня. Как уехали, появился. Вы в комнату заходили, хозяйка?
Птичка говорила настолько вежливо, что сразу стало понятно, вину свою чует. Я протянула Фене последнюю котлету, слегка подгоревшую, а потому и оставшуюся на сковороде. Феня принялся с энтузиазмом уминать угощение. Когда-нибудь я разберусь с этим созданием, спрошу у того-же Велыча, что с ним делать. Хотя, подозреваю, ответ мне не понравится. Люц хотел энергию просто развеять, Велыч подойдет более творчески и решит препарировать. А мне жалко. Заводили же себе принцессы из сказок певчих птичек. И я вот…
Ну какая принцесса, такая и птичка.
Рафаэль шел в мою спальню с видом человека, вознамерившегося совершить подвиг. Дракона там победить, демону рога заломать или еще что-то не менее героическое. Я кралась следом, а когда дверь отворилась, впечаталась в спину светлого.
Первым в нос ударил запах. А потом уже и понятно стало, что подвига не предвидится. Белые розы засыпали всю мою кровать, так что неизвестно было как спать мне под всем этим великолепием. За сегодняшний день цветов мне подарили больше, чем за всю мою жизнь. Подозреваю, что когда помру и на поминках поменьше будет. Последнее я произнесла вслух, а Рафаэль вздрогнул. Нет, над чувством юмора ему еще придется поработать.
– Ставь защиту, – сказала ему. – Хоть иконками мне все увешай, но что б этого не повторилось.
– Вроде женщины романтику любят.
– Сталкинг это, а не романтика.
Мелькнула даже мысль переночевать в гостинице, но я отмела ее, как бестолковую. Вычислил меня дома, вычислит и в гостинице, а там редко в каких защита от магического проникновения имеется. Если только в люксах в Метрополе, но я не хочу ухнуть месячную зарплату в уплату за свою паранойю.
Рафаил действительно принес из машины восковые свечи, от которых разило светлой энергией, какие-то кресты и иконы, а еще рисунки голубей и рыбок, которые принялся крепить на окнах. И рисунки эти были миленькие, будто детской рукой выведенные, а силой от них разило так, что меня аж передернуло. Люцу бы наверное даже рожу подпалило.
– Это дети рисуют. Их магия – самая яркая.