– Ты домой вернуться не хочешь? Я смогу тебя изгнать хоть сейчас, если сопротивляться не станешь.
На самом деле джин решил бы много наших проблем, если бы согласился вернуться в свою реальность подобру-поздорову.
– Некуда возвращаться, – грустно промолвил он. – Я был последним.
Он посмотрел на меня так внимательно, ожидая моей реакции на его слова. Волосы его, что достигали талии двигались серебряными волнами, глаза цвета молодой травы грустно светились. В груди кольнуло, слишком не подходящим он выглядел в этом мире, невыносимо ярким, слишком красивым. Не манящей красотой демонов, не бешеной привлекательностью обитателей сидхийских холмов, он казался белым пламенем, облаченным в плоть, живым, беспокойным, не всегда совершенным. И вдруг мне стало грустно, что если джин говорит правду? Что, если он и вправду последний? Что тогда случилось с остальными?
Я не задала этого вопроса, хотя мой спаситель явно его ждал. Не от чёрствости души, а потому что все еще не верила ему. Ведь демоны лгут, а джины те еще трикстеры. Так что в начале мир спасем, а потом уже и сказки послушать можно. Хоть восточные, хоть европейские.
– Спасибо тебе, джин без имени. Если я смогу, помогу тебе. Только не предупреждай, что мы идем, пожалуйста.
Косая улыбка озарила его лицо:
– Я никому не скажу, что вы придете на рассвете через два дня.
Он легонько ударил босой пяткой, и ковер взлетел вверх. Так значит на рассвете. Конечно! Если темные вызывают демонов, когда ночь вступает в свои права, то светлые должны делать это на рассвете.
– Спасибо! – попыталась прокричать я, но с губ сорвался только тихий хрип. Я похлопала по карманам мантии, извлекая из нее телефон, который чудом не вывалился. «Все в порядке», отписалась обеспокоенному Люцу и Велычу, которые услышали мой крик на астрале. С Инной я пока связываться не решалась, не представляла, как скажу ей «Прости дорога, клиент не сможет заплатить, потому что лежит у своей машины кучкой пепла». По поводу смерти сатаниста я душевных мук не испытывала. Возможно когда-нибудь потом меня накроет, но не сегодня. А сегодня выспаться надо, осталось только два дня, чтобы привести нашу команду в боевую готовность.
***
Мне было невыносимо жарко. Жар разливался от живота и расходился по коже яркими всполохами. С губ сорвался тихий стон, рот мой приоткрылся навстречу поцелуям… Чтоооо?!
Глаза открылись моментально, чтобы узреть самодовольное лицо инкуба, который уже забрался ко мне в постель и недвусмысленно водил руками по телу. Именно с ним я и целовалась.
– Фу! Иди отсюда. – возмущенно заголосила я, возбуждение смыло будто приливной волной – Кыш! Кыш! Тебе на оргии мало было?
Алехандро убрал свою руку от моей груди, лицо приняло самое обиженное выражение.
– Я хочу помочь тебе, Лина. – сказал мне он, уже расставшись с футболкой. На груди его все еще были следы чужих ногтей, – Я напитался на оргии, могу теперь поделиться.
– Болячками венерическими ты теперь можешь поделиться! Пшел нафиг отсюда.
Слишком явно мне вспомнилась крашенная блондинка, которая потащила мужчину за собой в каморку, а ведь я много не видела на самой оргии. Я толкнула его с кровати, порывисто села, одергивая футболку. К подобному обращению Алехандро явно был не привыкшим. Наверняка, когда перед тобой всю жизнь все раздвигают ноги по щелчку пальцев, самооценка зашкаливает.
– Я не болею человеческими болячками, – возмутился он. Утренние лучи подсвечивали обнаженный торс, так, что кожа казалась бронзовой.
– Ты у меня спросил, прежде чем лезть ко мне в кровать? – я отвела взгляд от инкуба, и взглянула на полосу рассвета. Спать еще и спать бы, если бы не всякие… И вообще, где он был, когда мне отец Акакий трохею ломал. Ах да… напитывался.
– Ни одна женщина не отказывает инкубу. К тому же ты отвечала, отвечаешь…
– Физиология называется. – я закрыла было лицо руками, полыхнув от стыда, но справилась с собой. – Иди спать, Алехандро. Ночь была длинной, нам всем скоро придется выложиться на все сто.
– Куда ты вчера пропала? – незаметно Алехандро снова перетек ко мне на кровать. Поползновений на мою давно не девичью честь не делал, так что я решила поговорить.
– Отбивалась от отца Акакия, – я продемонстрировала покоцанную шею, на которой, несмотря на усилия джина красовалась синюшная пятерня. – К счастью джин подоспел вовремя, иначе быть мне принесенной в жертву «темному лорду».
Я не таилась. Такой как Алехандро не побежит в полицию, рассказывать о страшном джине, испепеляющем силой взгляда, он даже особенно не удивится. Я рассказала, как джин «подвез» меня на ковре самолете, как вылечил прикосновением, иначе я бы не дотянула до больницы. К концу моего рассказа инкуб витиевато ругался на итальянском.
– Прости меня, Лина, – он растянулся на кровати рядом со мной. – И спасибо, что доверяешь. Мы что-нибудь придумаем, если нагрянут полицейские. У мамы есть связи.
В том, что за столетия существования Лилу обзавелась правильными связями, я не сомневалась. Инкуб зевнул, повернулся набок. Сейчас мне казалось, Алехандро был рад, что ему дали отворот поворот. Наверное не просто трахаться всю ночь, даже если это часть твоей демонической сущности.
– А сейчас, Алехандро, иди к себе. Я реально устала. – попросила у инкуба, но тот не ответил. Оказалось, он провалился в сон, стоило его голове коснуться подушки. Даже спал инкуб великолепно, не храпел, не шевелился, дышал мерно и медленно. Я быстро пригрелась, прикрыла глаза и сама не заметила, что тоже уснула.
***
Мне снились песчаные бури. Только песок был непривычным. Он искрился, переливался всеми цветами радуги. Некоторые песчинки были черными, и я знала, что если поднести их к одному из солнц, что сияли в этом мире, то они поглотят его свет, создадут вокруг себя уютную тьму, в которой можно будет отдохнуть в самый жаркий из дней, другие искрились голубым, и стоило прикоснуться к ним губами, ты мог почувствовать себя отдохнувшим, будто искупался в реке или теплом море. Золотые песчинки были очень желанны – я не знала почему, во сне так и не нашла ни одной, а потом меня снова позвал любимый голос, я поднялась, бросила свое занятие, рассмеялась и побежала ему навстречу. Он звал меня, и я бежала все быстрее, чтобы прыгнуть на руки, к тому, кто любил меня больше жизни, кто последовал бы за мной в любой из миров. Вот только я не видела его лица, не могла вспомнить имени. А когда сомкнула объятья, то оказалось, что передо мной лишь пустота. Я взмахнула руками снова и снова, словно птица с подбитым крылом. Руки хватали воздух, а тот, кого ждало мое сердце растворился в темноте. Да и песок пропал. Вернее он остался, но мертвый, такой, словно его лишили волшебства. И солнце больше не согревало ласковыми лучами, оно обжигало, сдирало кожу с костей. Я испуганно обняла себя руками, огляделась, понимая, что осталась одна. И закричала.
– Лина! Лина! Проснись. – Алехандро гладил меня по лицу, сжимал крепкими руками, заставляя проснуться. – Тебе кошмар приснился.
Я широко распахнула глаза, не сразу понимая, почему не могу пошевелиться. Оказалось, что инкуб прижал мои запястья к кровати. На моих руках красовались кровоподтёки, лицо его тоже было разодрано. Кошмар… Это было слишком слабо сказано. Я задыхалась, горела заживо. Мне все еще казалось, что солнце вот вот сожжет меня. Что за черт? У меня таких кошмаров не было с тех пор, как я начала практиковать темное искусство.
– Проснулась. Все в порядке. – уверила инкуба, – Можешь уже с меня слезть.
Он не верил. Это было видно по лучистым глазам, полным беспокойства. Сердце мое все еще колотилось как бешеное. Инкуб это слышал. Он приближался, сгибая мощные руки в локтях, и черт знает, как бы началось мое утро, если бы не звонок в дверь.
Наученная горьким опытом, я вгляделась в глазок, чтобы узнать, кто стоит по другую сторону. И тут же испуганно отпрянула. За дверью находились полицейские. Те же самые, что присутствовали на Остоженке в день вызова джина. Я воскликнула:
– Подождите, я не одета, – стремглав бросилась за кофтой с высоким воротом. Ни к чему полицейским видеть синяки на моей шее. Домашние штаны снимала на ходу, облачаясь вместо них в джинсы. Пока я испуганно металась по спальне, инкуб невозмутимо отворил дверь, впуская посетителей. Толстый и рыжий полицейские, одетые в штатскую форму со страдальческими лицами переступили порог моего дома.