До чего взятие японца в плен было редким явлением в жизни русской армии, показывает также рассказанный Е. И. Мартыновым факт, когда начальник дивизии ген. Добржинский незадолго до конца войны так обрадовался пойманному войсками его дивизии пленному японцу, что "воссев на коня, водил его в штаб 3-й дивизий, в штаб корпуса и по соседним бивакам".
В общем и целом, войсковая разведка, благодаря вышеуказанным причинам, а также благодаря полному отсутствию какой либо организации и систематичности этого дела, — ничего существенного не давала.
Была надежда еще на один источник сведений — на захват разного письменного материала, т. е. разных официальных документов, частных писем, газет и т. п. Однако, во время русско-японской войны русские и здесь не имели успеха. В официальном отчете штаба 1-й армии по этому поводу говорятся следующее:
"…Случаи захвата официальных документов были очень редки и захваченные документы имели только исторический интерес"…
В 1-й армии за все время войны было лишь два случая захвата официальных документов. Первый — это документы канцелярии 2-го резервного японского полка, захваченные в январе 1905 года и второй, — диспозиция, захваченная на офицере 42-го резервного пех. полка.
Эти документы дали интересный материал для ознакомления с бытом и деятельностью противника (журнал военных действий 9-го резервного полка), но сведений о современной группировке противника в нем почти не оказалось.
Тот же отчет признает, что "официальная переписка является наиболее ценным документальным материалом, но благодаря, обстоятельствам кампании, он захвачен и использован быть не мог".
Частные письма японцев доставлялись как войсковой, так и агентурной разведкой в довольно большом количестве, но в большинстве случаев их содержание никакой ценности не представляло. Более или менее ценные данные давали лишь адреса и почтовые штемпеля на конвертах этих писем.
Хотя единичный факт находки в данной деревне конверта с адресом данной войсковой части не давал возможности установить, что эта именно часть и расположена в деревне, — говорит автор отчета штаба 1-й армии, — но ряд таких адресов, совпадающих с другими признаками, уже достаточно обеспечивал правильность предположения, что войсковая часть, указанная на нескольких конвертах, действительно расположена в полном составе в данном пункте. Значительно содействовало этому способу определения то обстоятельство, что противник усиленно избегал дробления своих нормальных единиц и части его армий, дивизий и бригад в громадном большинстве случаев располагались совокупно".
Важные данные давали также почтовые штемпеля частей (преимущественно армий) на конвертах. По ним можно было с полной уверенностью заключать о принадлежности данной дивизии или бригады к той или другой армии, а также и устанавливать переход части из состава одной армии в другую.
Однако, русской разведкой были обнаружены случаи, когда японцы с целью введения русских в заблуждение разбрасывали подложные конверты и письма.
Получение русскими японских газет организовано не было. Лишь изредка в руки русской разведки попадали отдельные разрозненные номера.
Вот почти и все те источники сведений и приемы русской разведки, коими пользовались войсковые части до штабов армий включительно.
Комиссия по описанию русско-японской войны[32]также подтверждает, что в мирное время агентурной разведки в Японии и Корее организовано не было. Попытка создать агентурную сеть была сделана в 1902 году штабом Приамурского военного округа, но встретила отрицательное отношение Главного штаба к этому вопросу. Организовать агентурную разведку сразу по объявлении войны, конечно, можно было, но результатов от нее, по крайней мере в ближайшее время, ожидать было нечего. Все остальные способы разведки, применявшиеся русскими, не могли дать сведений о сосредоточении и плане действия японцев. Наспех созданная некоторыми корпусами агентурная разведка давала сбивчивые и противоречивые сведения. Количество японских войск исчисляли по количеству занятых японцами в селениях под постой войск помещений, не зная даже приблизительно, сколько человек помещалось в каждом дворе.
15 апреля, 1904 года Куропаткин телеграфировал военному министру, что он "все еще в неизвестности, где 2-я японская армия". Он указывал, что “по некоторым сведениям, можно предполагать, что часть 2-й армии высадилась в Корее. Крайне желательно выяснить это достоверно. Не представляется ли возможность, жертвуя большими суммами денег, выполнить это через наших военных агентов более положительным образом, чем ныне", — спрашивал Куропаткин. Нечего конечно говорить, что и военный министр не смог помочь Куропаткину в этом вопросе…