Он слегка поморщился от звука, но в остальном и ухом не повел, когда Лилиана, ворча, исчезла внутри колонны-телепорта. И, черт побери, он не испытывал никаких угрызений совести! Это была совершенно дурацкая идея. Мысль о том, что они смогут каким-то образом отобрать Консорциум у Теззерета, была столь же нелепой, как и попытка победить самого изобретателя. Лилиана обманывала сама себя.
Но когда боль утихла настолько, что Джейс смог уснуть, его сны были наполнены мечтами о могуществе.
***
Будь он проклят!
Лилиана в негодовании покинула дом, не обратив внимания на вопросительный взгляд Эммары. Довольно долго она бродила по улицам Овиции, почти надеясь, что к ней кто-нибудь пристанет. Это дало бы ей повод сорвать на бедняге зло. Но по закону подлости именно сейчас никому не было до нее дела. Наконец, когда в голове у нее начало проясняться, она поняла, что стоит перед лавкой, которая уже закрылась на ночь.
То, что надо. Одного легкого касания хватило, чтобы дерево вокруг задвижки сгнило, позволив Лилиане проскользнуть внутрь. Она плотно затворила за собой дверь и оглядела полки с мотками веревок, молотками, ящиками гвоздей и досками. Вдохнув сильный запах опилок, она задумалась, неужели кто-то в Овиции до сих пор строит из дерева. Затем, равнодушно пожав плечами, она отошла от окна и стала дышать размеренно, ровно, расслабленно, внутренне готовясь к предстоящим усилиям.
Еще несколько долгих минут Лилиана стояла, напрягшись всем телом, и никак не могла успокоиться. Вот он, момент истины, и ей приходилось признаться – хотя бы самой себе – что она не хотела бы доводить это дело до конца. Джейсу вновь придется страдать, страдать ужасно, и мысль об этом наполняла ее искренним сожалением. Такого чувства она раньше не испытывала, и ей оно совершенно не нравилось. На пару секунд Лилиана Весс даже позволила себе притвориться, что она вольна выбрать иной путь.
Но она знал, что на самом деле это не так, что любые пути к отступлению столь же эфемерны, как иллюзии Джейса. И если он не хочет послушать ее и сделать то, что требуется, значит, в его предстоящих страданиях будет виноват только он сам.
И им обоим придется просто с этим смириться.
Лилиана сотворила волшебство и шагнула прочь из Равники.
***
– Есть что-нибудь? – Теззерет откинулся в кресле и задумчиво сплел эфириевые пальцы с живыми, из плоти и крови. Из полированных металлических панелей на изобретателя смотрело его отражение. Искаженное, уродливое, оно, пожалуй, гораздо лучше соответствовало его душе, чем его настоящее лицо.
– Нет, – Бэлтрис глубоко вздохнула. – Как мы и договаривались, сама я не приближалась к комплексу. Но я нашла нескольких выживших стражников Палдора и отправила их обратно на разведку. Как ни крути, а ячейка потеряна, босс. Палдор, Севриен и Ирина начисто лишились разума, архивы сгорели… Не осталось ничего полезного.
Теззерет закричал, проклиная имя Белерена на полудюжине языков, обещая умертвить сотнями разных способов и самого молодого мага, и всех тех, кто давал ему приют, и даже тех, кто удостоил его хотя бы добрым словом или сочувственным взглядом. Под могучими ударами металлического кулака стол покрылся паутиной трещин, и из недр колдовского механизма потек зловонный эликсир из масла и крови. Бэлтрис, которая за годы службы уже не раз становилась свидетельницей подобных приступов ярости, предусмотрительно отошла назад и приготовилась сотворить несложное заклинание, чтобы при необходимости отразить летящие в нее осколки.
Но больше ничего не случилось, и буря улеглась так же внезапно, как и разразилась. Лишь краснота лица изобретателя и играющие на его скулах желваки свидетельствовали о том, что за фасадом спокойствия все еще бушует ярость.
– Будь он проклят…, – пробормотал Теззерет, исчерпав все свои более цветистые ругательства. – Ячейка Равники была одной из лучших. Ты хоть знаешь, как тяжело было ее организовать?
– Вообще-то да. Я сама участвовала в этом, – напомнила Бэлтрис, но Теззерет сделал вид, что не услышал ее.
– За что? – возопил он, обращаясь к самой Мультивселенной. – Почему он выполз из своей норы именно сейчас?
На сей раз Бэлтрис сочла разумным промолчать.
Теззерет испустил тяжелый, горестный вздох человека, понесшего невосполнимую утрату.
– Беда в том, что я был слишком добр. Добр и ленив. Мне следовало усерднее искать его все эти годы, и прикончить, пока он еще не стал такой занозой в заднице.
Именно это я и говорила, причем много раз, заметила про себя Бэлтрис.