Каллист, чей разум помутился от ужаса, отреагировал почти бессознательно. Одной лишь силой инстинктов он сотворил магическую пелену и бросился на чудовище с клинком наперевес. Каким бы слабым магом он ни был, его отчаянная иллюзия должна была на время сделать его невидимым, позволив незаметно добежать до колышущейся массы и выиграть бесценные секунды, чтобы рубануть палашом ничего не подозревающую тварь.
Но мысли Каллиста до сих пор путались, и он ни разу в жизни не имел дела с подобными чудовищами. Без глаз, без мозга в черепе, существо не имело ничего, на что могла бы подействовать магия иллюзии. Как только Каллист приблизился, помойный шатун огрел его огромным кулаком из грязи и гниющих отходов. Боль пронзила тело Каллиста, когда десятки зазубренных острых граней прочертили алые следы в его плоти. Он едва успел осознать, что мостовая уходит у него из-под ног, и тут же со всей силы врезался спиной в стену на другой стороне дороги. Перед его глазами заплясали яркие вспышки, а воздух ринулся из легких наружу. Задыхаясь, Каллист сполз к основанию дома. Только чистая случайность помогла ему не напороться на собственное грозное оружие.
Меж тем, тварь и не думала оставлять его в покое. Едва Каллист опустился на землю, держась прямо только благодаря стене, как шатун распахнул свой страшный зев. Сперва чудовище напоминало раздвинувшую челюсти змею, но в отсутствие костей пасть продолжила растягиваться, в конце концов став невероятно широкой. И, словно из врат самого омерзительного ада, из нее хлынул поток гнилостных помоев, ударивший Каллиста едва ли не сильнее, чем кулак до этого. Тошнотворная масса пристала к нему, набилась в рот и нос, и начала мгновенно застывать, надежно приклеив его к земле.
Даже Лилиана, имевшая гораздо больше опыта в обращении с плодами подобного насилия над природой, растерялась. Она лихорадочно переводила взгляд с неуклюжей твари на своего беспомощного друга и обратно, не зная, как ей быть.
Ужас направился к ней, не потрудившись даже повернуть свою незрячую голову в ее направлении. Время для размышлений закончилось. Затянув погребальную песнь, более низкую, более мрачную и леденящую душу, чем даже та, что звучала в таверне «Худой Конец», Лилиана подняла обе руки и двинулась вправо, уводя чудовище подальше от того места, где лежал Каллист. Рунические завитки, вытатуированные на спине чародейки, засветились темно-багровым цветом, напоминавшим о свежих синяках, и принялись пульсировать в едином ритме с ее сердцем.
С мучительной неспешностью к Каллисту вернулись зрение и чувствительность. Едва способный повернуть голову, он мог видеть только маленький кусочек нависающей над ним стены и затянутое тучами небо. По мере того, как едкие помои просачивались сквозь одежду, его ноги и спина сначала зачесались, а потом начали гореть. Застывшая грязь держала Каллиста крепко, и он испугался, что так и останется лежать здесь беспомощным, пока его не подберет еще какая-нибудь тварь, или он не задохнется в зловонных мусорных испарениях.
Когда Каллист почувствовал, что корка ломается, сначала на руках, потом на шее, и увидел тонкие и бледные пальцы, то чуть не заплакал от облегчения.
– Лилиана! – он с наслаждением вздохнул полной грудью. – Как ты…
И тут Каллист увидел, кто на самом деле его спас. Кровь отхлынула от его лица, оставив даже губы бледными, как рыбье брюхо, и первым, о чем он невольно подумал, было: «Какую же цену Лилиане пришлось заплатить за такую помощь?»
Простой народ в сотнях миров верил, что ангелы были посланницами богов, созданиями света, парящими в небесной выси, величественными и прекрасными, непорочными и праведными. Для простого народа Равники ангелы были соседями, обитавшими в тех же городах, что и люди, ведалкены или виашино.
Но ни в Равнике, ни в каком-либо ином мире никто не смог бы вообразить такого ангела.
Когда Каллист обрел достаточно свободы, чтобы вызволить себя самостоятельно, она выпрямилась, представ перед ним во всем своем пугающем великолепии. Этот ангел точно не спускался с небесной выси. Чернота его перьев, мрачных и тусклых, как у вороны, казалось, вытравила из переулка последние крупицы солнечного света. Мертвенно-бледное тело прикрывал доспех, изготовленный из кожи поверженных врагов ангела, демонических и смертных. Обманчиво изящная рука сжимала иззубренное ржавое копье, больше похожее на выкованную из стали молнию. От него исходила столь мощная аура опустошения, что рядом с ним засыхала даже плесень. Из щелей между булыжниками на мостовой и из решеток канализации полезли жуки, крысы и прочая ползучая мелочь. Они отчаянно пытались спастить от неминуемой гибели, но падали замертво прямо у ног ангела.