– Сложную же интригу ты мне предлагаешь. Сплошь хитросплетения и запутанные ходы – настоящий лабиринт. Очень многое должно сойтись воедино, если ты собираешься отдать мне то, что мне причитается.
Мироходец снова пожал плечами.
– Очень скоро мне придется платить по счетам. Так что терять мне особо нечего.
– Да, в этом есть своя правда, – признал Другой.
– Таким образом я обеспечу себе защиту. Мне придется делать все это своими руками, и, если вдруг обнаружат, что…
– Да, да. Нет нужды повторять мне это снова.
Мироходец замолчал. Пугающая тишина окутала весь мир.
– Ты знаешь, что нам придется с тобой сделать? – наконец спросил Другой. – Чтобы быть уверенными, что любитель читать чужие мысли не вытянет из тебя всю правду?
Глубокий вдох, и еще один, и еще, чтобы успокоить бешено стучащее сердце.
– Да.
– Тогда не шевелись.
И затем остался только крик, бездыханный, бесконечный, крик, способный заглушить даже рев Слепой Вечности… Другой протянул нечеловеческие пальцы, коснулся разума и души мироходца, и принялся – о, как же медленно и осторожно он это делал, – складывать и соединять.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Оказалось, что с пьяных глаз округ Аварик выглядел ничуть не симпатичнее. Ирримовое вино сладко туманило разум, но и оно не сделало приятными взгляду загаженную булыжную мостовую, полусгнившие крыши построек и слякоть, сплошь покрывающую дороги. Даже сладкий аромат выпивки не задерживался в носу достаточно долго, чтобы перебить смрад постоянного разложения и вышибающие слезу миазмы, которые здесь считались воздухом. Приземистые дома и торговые лавки клонились к земле, как нетвердо стоящие на ногах старики, а широкие пустыри между ними напоминали дырки от выпавших зубов. Пожалуй, единственным преимуществом этого вечера было отсутствие комаров.
Обычно дожди выманивали целые тучи насекомых из болот и сточных канав, представляющих собой зыбкое основание Аварика. Но, кажется, даже эти твари решили взять передышку в ночь празднования Избавления.
Каллист Рока спустил немалую сумму на то, чтобы довести себя до состояния изрядного опьянения. Теперь он с огорчением смотрел по сторонам и чувствовал, что мир упорно не желает выглядеть так, как ему, Каллисту, пришлось бы по нраву. Это было в высшей степени нелюбезно с его стороны.
Но не только Аварик отказывался подчиняться его пьяным прихотям. И, если сравнить упрямство обстановки вокруг с упрямством некоей чародейки с волосами цвета воронова крыла, то, несомненно, гнусный округ был еще вполне сговорчивым.
При мысли о женщине, которую он оставил в таверне «Худой Конец», Каллиста так скрутило, что от боли он согнулся пополам. Он присел и выждал несколько долгих мгновений, пока ком из желудка не подкатил к горлу. Дрожащей рукой – дрожащей от чрезмерного количества вина, а не от каких-либо глубинных переживаний, как он сам себя убедил – Каллист утер лицо, постаравшись одновременно убрать с него страдальческое выражение.
И уже не в первый раз Каллист пробормотал несколько крепких словечек в адрес некоего типа, из-за которого он был вынужден влачить столь жалкое существование. Подумать только, еще год назад он прожигал жизнь в тени высоких башен Равники. А сейчас? Сейчас вокруг едва ли можно было найти постройку, способную отбрасывать хоть какую-то тень. Чтобы опуститься еще ниже, Каллисту потребовалось бы поселиться прямо в сточной канаве.
Одного этого было бы достаточно, чтобы самый мягкосердечный человек забыл о всепрощении, а Каллист так и вовсе не отличался излишней добротой.
Но игра бы стоила свеч, если бы она сказала «да»…
Исчерпав в своем пьяном мозгу весь запас ругательств, Каллист уставился себе под ноги. Сейчас он даже не мог различить цвет сапог из кожи василиска, одной из немногих оставшихся у него роскошных вещей, столь жирно они были покрыты толстым слоем болотной тины, которая каждый раз после дождя обильно сочилась из-под брусчатки. Сапоги расплывались у него перед глазами. Каллист понял, что его сейчас стошнит, и рассердился, что дорогое ирримовое вино пропадет впустую. Однако мысль о том, что он может упасть на четвереньки прямо посреди дороги, заставила его взять себя в руки. Каллист все еще мог различить отголоски музыки и топот танцоров на празднике в честь Избавления, доносившиеся со стороны «Худого Конца». Он бы трижды возненавидел себя, если бы кто-нибудь из нынешних посетителей таверны решил пройтись по переулку и увидел, как его выворачивает наизнанку. Уверенной, но нетвердой походкой, которая помогла ему сойти за трезвого разве что в собственных глазах, Каллист двинулся дальше.