Он не договорил. Сколько Гариэл знал Каллиста, тот никогда не договаривал эту фразу до конца.
– Вот видишь! Несколько месяцев. Пусть пройдет еще немного времени. Если бы Лилиане хотелось все закончить, она бы не стала жалеть твои чувства. Сказала бы «все кончено», и точка. Может, в ближайшие пару-тройку лет…
Каллист невольно рассмеялся, хотя в этом смехе чувствовался яд цикуты.
– Именно. Ведь Лилиана так любит менять свои решения после того, как говорит, что не собирается менять своих решений.
На самом деле, за все время знакомства с Каллистом Лилиана поступила так лишь однажды.
Да и Гариэл слишком хорошо знал их обоих, чтобы в это вмешиваться. Но слова сорвались с его губ прежде, чем он успел задуматься о последствиях и заткнуться.
– Думаю, тебе стоит плюнуть на нее. В смысле, я не это имел в виду, – поспешно добавил он. – Извини. Что-то со мной неладное сегодня.
– Не с тобой одним, – Каллист поднялся и обратил свой мутный взор на юго-запад. – Пойду-ка я домой…
– Погоди, – Гариэл встал и положил руку на плечо друга. – А где вообще сейчас Лилиана?
– Сам-то как думаешь – где она может быть в ночь праздника Избавления?
– Что? – не на шутку рассвирепел Гариэл. Его вопль мог бы перебудить половину улицы, если бы в праздничную ночь хоть кто-нибудь спал. – То есть ты хочешь сказать, что после этого вашего разговора…
Каллист развел руками и даже сумел усмехнуться.
– Она заявила, что не позволит испортить себе вечеринку. Более того, она приглашала меня остаться потанцевать, но – эй, Гариэл, ты куда?
– Туда! К ней! Потолкую с твоей подругой, чтобы знала, что я думаю о ее поведении! – выкрикнул Гариэл на бегу, даже не оборачиваясь.
– Не надо!
Но Гариэл уже пропал за углом. Будь Каллист не столь измотан, подавлен и пьян, он мог бы догнать Гариэла, или хотя бы попытаться это сделать. Но он лишь повесил голову и поплелся к дому, надеясь, что не забудет перед сном напиться еще сильнее.
А еще он понадеялся, что таверна «Худой Конец» уцелеет после сегодняшней ночи.
***
Хотя гильдии ушли в прошлое, большая часть жителей Равники продолжала отмечать Праздник Договора, словно напоминание о годах процветания и законности могло спасти их от окончательного погружения в омут нынешней мятежной эпохи. Большая часть – но далеко не все. Некоторые районы города сильнее других страдали под гнетом гильдий, и немало было тех, кто обрадовался их падению.
Жители Аварика относились именно к таким. Семьи, населявшие этот округ, находились чуть ли не в рабстве у патриархов-ростовщиков из Синдиката Оржов, и крах так называемой Гильдии Дельцов стал для них лучшей новостью за последние несколько тысячелетий.
Стены, пол, столы и стулья таверны «Худой Конец» ходили ходуном, как при землетрясении. Добрый люд Аварика праздновал свое Избавление от гнета.
В углу шумная толпа артистов колошматила по барабанам, щипала струны и изо всех сил дула в рога и трубы. Это было сущим безумием, но из хаоса звуков непонятным образом вырастала связная мелодия.
У стен общего зала расположились те, кто не участвовал в танце. Они хлопали в ладоши и отбивали ногами ритм постепенно набирающего скорость мотива. Танцоры в это время поднимали с пола тучи опилок и заставляли древесную пыль обильно сыпаться из-под стропил. Завтра хозяевам заведения придется заменить несколько половиц, и возможно, даже стульев и столов, не говоря уж об огромном количестве кружек и мисок. Но «Худой Конец» располагал единственным в округе залом, способным вместить вечеринку в честь Избавления, и Ишри, хозяйка таверны, справедливо рассудила, что наплыв клиентов с лихвой окупит разломанную мебель и битую посуду.
Лилиана Весс вихрем кружилась в танце посреди толпы, оставляя следы каблуков не только на разбросанных по дощатому полу опилках, но и на сердцах мужчин, не оставлявших надежду познакомиться с ней поближе. Ее волосы чернее полуночного мрака взметались над ее головой, как грозовая туча, а может, как нечистый зловещий нимб. Чародейка была облачена в платье кремового цвета с глубоким вырезом, приводившим окружающих в смятение. Во время танца ее подол вздымался, кружился и опадал, обещая открыть нечто большее, но, словно игривая куртизанка, всегда обманывал ожидания.
Запыхавшись от бешеной пляски, она каждый раз ловко уворачивалась от десятков протянутых к ней рук. Улыбка Лилианы словно подсвечивала черты ее лица, благородные, но довольно-таки резкие. Они едва ли соответствовали классическим представлениям о красоте, но, увидев ее, любой бы согласился с тем, что эта женщина красива. Однако глаза Лилианы оставались печальными. Чародейка пыталась раствориться в ритме вечеринки, в обожающих взорах, направленных на нее, в попытках танцоров мужского пола хотя бы на миг дотронуться до ее тела – и не могла.