– Хватит, – сказал Джейс, когда стало очевидно, что ночь поможет им не больше, чем день. – Глупость переходит все границы. Мы не можем что-то предпринимать, имея так мало сведений. Оставайся здесь.
Не дожидаясь ответа, Джейс пополз по грязи, опираясь на колени и локти. Поначалу он хотел замаскироваться при помощи иллюзии, приняв вид типичного обитателя болота, но решил, что в облике аллигатора или удава его запросто может прикончить какой-нибудь излишне ретивый охотник, а его скудные познания о Камигаве не позволяли ему придумать столь же подходящий, но менее аппетитный образ. Если подумать, Джейс даже не был уверен, что в Камигаве водятся удавы и аллигаторы. Поэтому маг просто окружил себя тенью, сделавшись невидимым даже для обостренных чувств крысолюдей.
Приблизившись к деревне, Джейс зашептал, вспоминая слова древнего заклинания, возможность применить которое ему выпадала нечасто. Это заклинание полностью устраняло любой языковой барьер. Многие маги пытались его постичь, но мироходцам оно давалось гораздо легче; возможно, их Искра, связь с миром за пределами миров, открывала их разум для магии значения.
Неуклюже, ползком, перемазавшись болотной тиной, Джейс все же сумел подобраться к одному из патрулей достаточно близко, чтобы расслышать, о чем говорят солдаты. Поначалу он с трудом различал слова незнакомого языка, звучавшие из нечеловеческих уст. Но звуки проникали глубоко в его сознание, проходили сквозь заклинание и обретали смысл. Слухом он все еще воспринимал камигавскую речь, но значение слов вспыхивало в мозгу мага спустя миг после того, как они достигали его ушей. Джейс как будто вспоминал определения, которые никогда до этого не учил.
– Эх, мясо! – мечтательно произнес один из стражников, когда разум Джейса наконец настроился на нужный язык. – Давненько я не ел мяса саламандры! Дневной патруль вечно забирает себе самые лучшие куски.
Джейс мысленно похвалил себя за то, что не стал притворяться съедобной тварью, и продолжить слушать.
– Не скажу, что узнал много полезного, – сообщил он Бэлтрис спустя примерно полчаса, – за исключением того, что наши худшие опасения подтвердились. Эта деревня никогда не спит. Я понятия не имею, как нам незаметно пробраться к вождю. Мои иллюзии работают, но мы вряд ли сможем отвести глаза целому поселению.
– Он обманул нас, Белерен. Этот паршивый крысиный принц обманул нас.
Джейс кивнул.
– Я это заметил.
В глазах Бэлтрис начал разгораться огонь, а лицо исказила гримаса гневного презрения.
– Нас подставили. Мы – просто пешки в игре нэдзуми. Кое-кто или сам глупец, или свято верит в то, что мы – идиоты. Те «разведданные», что нам предоставили, и близко не соответствуют истине.
Джейс снова кивнул:
– Похоже, нам надо убираться отсюда. Доложим Теззерету, пусть он решит…
– Еще чего! – возразила Бэлтрис. На ее лице неожиданно появилась жуткая ухмылка. – Мы же оба знаем, как Теззерет поступает с предателями, да, Белерен?
Бэлтрис стояла перед Джейсом, с головы до ног покрытая липким илом и ошметками полусгнивших растений, словно разгневанный дух болот. Пламя плясало в ее глазах, и все ее тело дрожало от внезапного напряжения.
– Бэлтрис? Бэлтрис, что ты делаешь?
Она промолчала, но вскоре Джейс и так получил ответ на свой вопрос.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Небо над болотом посветлело. Поначалу незаметная сквозь полог тяжелых ветвей и свисающих прядей мха, странная вспышка становилась ярче с каждой секундой. В небе взошла вторая луна, красная, ревущая и злая; а затем эта луна превратилась в неестественный рассвет.
Пока нэдзуми напряженно всматривались в небо со своих постов или выглядывали из хижин, щурясь от яркого света, огненный шар рухнул с высоты и взорвался на окраине деревни. Целые дома испарились в мгновение ока, а затем огонь ринулся над стоячей водой во все стороны, подгоняемый жарким ветром.
Чудовищный пожар одинаково легко пожирал кипарисы, бамбук и шкуры нэдзуми – но растения хотя бы не визжали от боли. Дым клубился между уцелевших ветвей, заслоняя звезды и разнося по округе удушливый, тошнотворный запах горелой плоти.