— А хоть бы и так… — загадочно произнес Иоанн.
— Свят, свят, свят! Не губи, государь, помилуй Христа ради! Грех-то какой… — судорожно перекрестился несколько раз кряду владыка.
Иван Грозный смерил митрополита пристальным взглядом.
— Экий ты, однако, пугливый. Я ж пошутил, — сказал он с серьезным видом и добавил: — Твоя правда. Пора и честь знать. Почитай, год прошел, как он на царском месте сидит. Побаловались и будет. Отпущу-ка я Симеона покуда в Тверь, а то, неровен час, нехристи казанские шутки наши по разумению своему истолкуют да за старое примутся.
— Воистину мудрые слова! — облегченно вздохнул митрополит. — Негоже херить великие дела усердного святителя Казанского Гурия, царство ему небесное, да чудотворного Варсонофия. Многоплодны труды сих благочестивых служителей. Сколь инородцев в стране мрака оные наставили, сколь душ ко Христу привели!
Иван Грозный оживился.
— Да, я и по сей день ясно помню, как отправлял обоих с наказною грамотой терпением татар к себе приучать да в крещение неволею не обращать, а приводить любовию, без страха и без всякого понуждения… — сказал он и вдруг помрачнел. — Да вот ослушались меня окаянные наместники, стали жестокости иноверцам чинить, новых подданных от нас отвращать.
И в самом деле, воеводы и наместники преследовали татар, бежавших от насильственного крещения. Тех, кого удавалось поймать, умертвляли или заточали в каменные темницы, в подземелья и держали их там месяцами, пока те не соглашались принять христианство.
XIII
Башкиры не пожелали предать избранную и завещанную предками веру мусульманскую и, в подавляющем большинстве своем, избежали участи быть новокрещеными. Отстояв и сохранив свою веру, они всерьез столкнулись с другой напастью: вот уже несколько лет с тревогой и неудовольствием наблюдали они, как наглеют Строгановы. То и дело прихватывая, прибирая к рукам их земли, промышленники прочно на них закреплялись, отстраивая остроги и городки. Между тем из центра России в Башкортостан прибывали другие предприниматели и валили без счета все новые партии людей.
В 1572 году башкиры не выдержали и взбунтовались, объединившись с черемисами, удмуртами и остяками. Узнав об этом, Иван Грозный отправил Строгановым грамоту, в которой писал: «Вы бы жили с великим береженьем, выбрали у себя голову доброго да с ним охочих Козаков, сколько приберется, с всяким оружием, ручницами и саадаками… Этих голов с охочими людьми, стрельцами, козаками… посылайте войною ходить и воевать наших изменников… А которые будут… добрые… таких вы не убивайте и берегите их, и мы их пожалуем; а которые… захотят нам прямить и правду свою покажут, таким велите говорить наше жалованное слово, что мы их не накажем и во всем облегчим, пусть только собираются и вместе с охочими людьми ходят воевать наших изменников, и которых повоюют, тех имение, жен и детей пусть берут себе, и вы бы у них этого имения и пленников отнимать никому не велели».
Имевшие собственное войско и управу Строгановы быстро усмирили бунт и снова взяли с мятежников присягу на верность государю. Уверившись в своей силе и безнаказанности, они уже с вожделением поглядывали на территории за Каменным поясом.
К тому времени Сибирское ханство давно порвало отношения с Москвой. С 1563 года за Уралом правил Кучум, разгромивший и умертвивший данника Едигера. Он представлял серьезную угрозу не только для башкир, но и для колонистов.
Строгановы уведомили царя о нападениях на русские поселения людей сибирского хана и били челом, чтобы тот позволил им расширить владения, распространить их за Урал, дал разрешение возводить крепости на реке Тобол и по его притокам и нанимать стражников для их безопасности. Они дали понять, что за счет освоения сибирских просторов смогут приобрести для России новых данников.
Обдумав предложение промышленников и найдя его всесторонне выгодным для государства, Иван Грозный послал к ним гонца с грамотой. Братья получили право укрепляться за Уралом на тех условиях, что были выдвинуты царем, когда речь шла о заселении земель по Каме и Чусовой: «Где Строгановы найдут руду железную, то ее разрабатывают; медную руду, оловянную, свинцовую, серную также разрабатывают на испытание. А кто другой захочет то же дело делать, позволять ему да и пооброчить его промысел, чтоб нашей казне была прибыль; если кто-нибудь за этот промысел возьмется, отписать к нам, как дело станет делаться, во что какой руды в деле пуд будет становиться и сколько на кого положить оброку — все это нам отписать, и мы об этом указ свой учиним. Льготы на землю тахчеев и на Тобол-реку с другими реками и озерами до вершин, на пашни, дали мы на 20 лет: в эти годы пришлые люди не платят никакой дани. Которые остяки, вогуличи и югричи от сибирского салтана отстанут, а начнут нам дань давать, тех людей с данью посылать к нашей казне самих. Остяков, вогуличей и югричей с женами их и детьми от прихода ратных людей-сибирцев беречь Якову и Григорью у своих крепостей, а на сибирского салтана Якову и Григорью собирать охочих людей — остяков, вогуличей, югричей, самоедов — и посылать их воевать вместе с наемными козаками и с нарядом, брать сибирцев в плен и в дань за нас приводить. Станут к Якову и Григорью в те новые места приходить торговые люди бухарцы и киргизы и из других земель с лошадьми и со всякими товарами, в Москву которые не ходят, то торговать им у них всякими товарами вольно, беспошлинно. Также пожаловали мы Якова и Григорья: на Иртыше, и на Оби, и на других реках, где пригодится, для обереганья и охочим людям для отдыха строить крепости, держать сторожей с огненным нарядом, ловить рыбу и зверя безоброчно до исхода урочных двадцати лет».