— Ишь зажрался, нос от знатных жонок воротит! А вот я, как вишь, не побрезговал… — засопел с обидой атаман.
— Не серчай, атаман, не со зла я. Никто мне ноне не люб. Положил я глаз на одну чернявую красотку из града Тархана. Крепко в душу запала.
— Как звать-то твою зазнобу? — заинтересовался Ермак.
— Не припомню. Имя мудреное, басурманское. Учить долго надо…
— Показал бы… Пошто скрываешь?
— Не отважился забрать ее с собою. А теперича вот жалею…
— Ить, чудной! Нашел, о чем тужить! У князя нашего пять жонок. С радостью поделюсь с тобой любою.
— Обратно ты за свое! — огрызнулся Кольцо. — Отлепись, не до того мне!
Ермак аж протрезвел от изумления.
— Да какой бес в тебя вселился, Иваха? — икнув, спросил он.
— Не в меня бес вселился… Все гуляете, как я погляжу, не просыхаете. Кабы вусмерть не загулялись. Неужто не чуете, в каком мы крае. Окрест — враги. Шуму наделали мы немало. Молва, небось, далеко впереди скачет. Посему должно быть нам начеку, атаман. А то, неровен час, подкрадется хан со своим войском, застигнет хмельных врасплох, и тады поминай, как звали.
Ермак промолчал. Еще раз жадно глотнув из кувшина, он утер пятерней усы и бороду.
— Щас, как же! Али забыл, кто в Сибири ноне хозяин? — возмущенно произнес он и погрозил пальцем. — Эх, Иванка!.. Кабы не знал тебя, какой ты есть, решил бы, что ты трус. Ишь, салтана поганого спужался! — Сказав это, он запрокинул голову, опорожнил кувшин и вдруг твердо произнес: — Нет, врешь! Не отважится Кучумка напасть. Небось, сам нашего брата дюже боится!..
— Не скажи, атаман. Думаешь, ждет он нас не дождется, стоит на воротах, хлебом-солью встречает? Кабы не так! Прознает, зачем мы сюды пожаловали, обрушится ночкой темною да перережет всех до единого.
Ермак хотел было обругать Ивана, мол, вечно тот каркает, но не стал и лишь хмуро спросил:
— По-твоему выходит, мы должны упредить супостата?
— Вот-вот. Да токмо не оружием, а словом ласковым.
— Не понял, куда ты клонишь! — угрожающе сдвинув брови, процедил сквозь зубы Ермак. — Не за тем я в Сибирь тащился, лишенья терпел, чтоб с Кучумкою-нехристем якшаться!
— Да не кипятись ты, атаман! — сам с трудом сдерживая гнев, сказал Иван Кольцо. — Сперва послухай меня да раскинь хорошенько мозгами. Чтоб добиться чего, нужно действовать другой раз не силою, а умом да лукавством. Не забывай, салтан Кучумка во сто крат сильнее нашего. Сперва надобно поводить его за нос, все выведать как следовает, а уж опосля…
— Чтой-то не пойму я тебя, братец, — перебил его Ермак. — То стращаешь, то повременить велишь. А ну, сказывай, чего задумал!
— Так вот, значитца, перехватили мои мужики в пути важного татарина… — начал Иван.
Ермак оживился.
— Пошто сразу не доложил? Кто таков?
— Мурза из круга Кучумова. По улусам тутошним шастал, дань собирал.
— Ишь ты! И где ж твой язык?
— Суда твово дожидается. Кликнуть, что ли?
— Валяй!
Мурзу в сию же минуту втолкнули к атаману. Тот обошел пленника, оглядел с головы до пят и, велев развязать ему руки, обратился к нему по-татарски:
— Здоров ли?
— Хвала Аллаху, здоров! — закивал тот подобострастно.
— А как величать тебя прикажешь?
— Кутлуй мое имя, эфэндэ.
— Верно ли говорят, будто ты сборщик ясака?
Мурза подтвердил, не сводя с атамана заискивающих глаз.
Пригласив гостя к трапезе, Ермак принялся расспрашивать его про житье-бытье и осторожно завел речь о Кучуме.
— Стало быть, ты состоишь на службе у славного Кучум-салтана?.. Наслышаны мы о сем могучем и мудром царе. Жаль, свидеться не довелось. Хотел наведаться к нему, потолковать о том — о сем, да уж видно не суждено…
— Отчего же? — полюбопытствовал мурза, расслабившись.
— В обратный путь снарядились мы, пора восвояси, — вмешался Иван Кольцо. — До снега бы поспеть, а то зимы в Сибири лютые.
— Ой, лютые! — с готовностью подхватил его слова мурза и, разговорившись, поведал хозяевам про хана, про его окружение, про достоинства и многочисленное воинство.
Радость Кутлуя была безмерна, когда атаманы торжественно объявили, что отпускают его. Наказав бить челом высокородному хану, они поручили также передать ему от них богатые дары.
Чуть позже, оставшись с помощником наедине, Ермак заметил:
— Кажись, и взаправду поверил татарин, заглотал наживку.
— Так и задумано. Пускай наплетет своим…
XVII
Хан Кучум благосклонно принял щедрые подношения, переданные ему Кутлуем, и стал допытываться, что это за люди — невесть откуда взявшиеся пришельцы. Интересовался атаманом.