После долгих раздумий городские власти подготовили флот и, доверив его князю Львову, отправили навстречу Разину. Тот не задержался. Налетев внезапно, он в два счета окружил астраханцев и отрезал им пути к отступлению, как по воде, так и по суше.
Парализовав противника, Степан Разин обратился к стрельцам с пламенным призывом присоединиться к его войску, предлагая им стать вольными казаками. Те в большинстве своем с радостью согласились, и обошлось без боя. Пострадали лишь начальники. Бояр атаман не щадил. Исключением стал лишь князь Семен Львов.
А тем временем в Астрахани готовились к отражению неминуемого штурма. Прозоровский обходил вместе с военными город, придирчиво осматривал укрепления и делал необходимые распоряжения по расстановке сил. Его тревожило отсутствие вестей от Львова и беспокоило странное поведение стрельцов, никогда не внушавших ему доверия. Они-то как раз и подвели…
Штурм начался глубокой ночью. Подкравшись со всех сторон к городу, разинцы стали палить из всех орудий и прилаживать к высоким стенам лестницы. Сверху их отталкивали рогатинами. Потом на головы штурмующих полился кипяток. Но так было не везде — кое-где казакам уже протягивали руки, помогали перелезать внутрь. А вскоре открылись южные ворота, и разинцы лавиной ворвались в город. В тот самый момент воевода понял, что неблагонадежные стрельцы изменили ему.
Прозоровский успел только крикнуть своим, чтобы те пробивались в кремль, как тут же получил удар копьем в бок. Верные князю люди отбили его и потащили к кремлю. Стонущего воеводу внесли в соборную церковь и бережно положили на ковер.
Уцелевшие знатные горожане, закрывшиеся в храме, тряслись от смертельного страха и в последней надежде на божью помощь неистово молились. Но участь их была предрешена.
После казни воевод, дворян, купцов, стрелецких начальников и приказных людей Степан раздал боярских вдов и дочерей соратникам и, объявив Астрахань вольным казачьим городом, приказал звонить в колокола, приглашая народ отметить славную победу праздничной гулянкой.
Горожане пировали наравне и вперемешку со старыми и новоиспеченными казаками, лакомясь добрыми винами из боярских запасов.
Подвыпившему атаману не сиделось на месте. В дорогом парадном облачении он с хозяйским видом обходил побежденный им город.
— Крепко запомните нонешний день, браты, — бросил Степан через плечо сопровождавшим его есаулам. — Это токмо начало. Дай срок, мы им всю Расею перетряхнем! Быть казацкому государству!..
— Быть, быть! — с готовностью подхватили его слова помощники.
Тут внимание атамана привлекла ватага подростков, затеявших какую-то возню. Разглядев же, чем забавляется ребятня, он умилился.
Как оказалось, насмотревшиеся на публичную расправу над знатью мальчишки учинили, в подражание взрослым, казнь над сверстником — дворянским сыном. Побив бедолагу палками, они стали подвешивать его за ноги.
Степан весело переглянулся с товарищами и свистнул. Перепуганные хлопцы выпустили из рук жертву и готовы уже были пуститься наутек, но, увидев, что атаман настроен благодушно, остались на месте. Они и вовсе оторопели, когда тот подошел к ним и, потрепав одного из них по голове, похвалил:
— Хороши мальцы-удальцы, добрые казаки из вас выйдут! Подрастете чуток, возьму вас к себе на службу.
Сказав это, Разин прошествовал дальше. Озорники же, получив вместо нагоняя похвалу, решили продолжить расправу, хватились боярского сына, а того уже и след простыл…
Когда атаман вернулся в приказную палату к накрытому яствами столу и приступил с помощниками к трапезе, ему доложили о том, что в келье митрополита обнаружена жена покойного Прозоровского с двумя сыновьями. Степан распорядился, чтобы пойманных привели к нему. Его приказание было немедленно исполнено.
Атаман поднялся из-за стола, не спеша обошел пленников и, ткнув пальцем в старшего из юнцов, строго спросил:
— Сколь годов тебе, хлопец?
— Шестнадцать, — ответил тот.
— А как кличут тебя?
— Князем Григорием.
— Эко, князь! А я плевал на твое княжество! Для меня ты — холоп, раб мой Гришка! — загоготал Степан и добавил: — Эй, Гришка, пособишь мне казну воеводину отыскать, а?
— Денег в казне нет…
— О как! — воскликнул Разин. — И куды ж оне подевались?
— Стрельцам на жалованье пошли.
— Неужто ничегошеньки не осталось? Так-таки все до грошика последнего выскребли?
— Не осталось.