Это была девочка, лет четырёх, пухленькая и тихая. Рачительная Праня, чтобы не терять времени даром, решила совместить присмотр за ребёнком и уборку. Поэтому пока Праня убиралась, девочка в это время игралась в тех комнатах, где была уборка. Сегодня уборка была в моём флигеле, и малышка наигралась, уснула и забыла у меня куклу. Которая так до сих пор и валялась на полу.
— Ясно, надо будет с утра не забыть отдать Степановне. Пусть ребенку вернёт. А то плакать же будет, — сказал я, а сам углубился в латынь. Начал разбирать те кусочки, которые были на антикве, как научил Маркони. Понемногу этот фрагмент текста начал более-менее становиться понятнее.
Я аккуратно записывал те фрагменты, которые смог разобрать. При этом я тщательно выписал их в столбик, прочитал, чтобы понять — будет звучать, как у Маркони, или нет.
— Генка! — воскликнул вдруг Енох. — Смотри! Кукла!
Я глянул на куклу и волосы зашевелились у меня на голове — кукла мало того, что ползла по полу, так вдобавок безобразно двигала ручками-ножками и вращала стеклянными глазами.
Не помню, как меня подкинуло с кресла, я ухватил рядом стоящую табуретку и замахнулся на куклу. Которая вдруг истерически заверещала знакомым голосом Мони:
— Генка! Тихо! Это я! Я это! Моня! И я не знаю, как я сюда внутрь попал!
Глава 12
— Выпусти-и-и! Выпусти меня отсюда-а-а! — продолжал истерически визжать Моня. При этом кукла шевелила ручками и ножками и свирепо вращала во все стороны глазами.
Я аж поёжился.
— Ну и как он там оказался? — ошарашенно спросил меня Енох, и, не дожидаясь ответа завопил Моне, — эй ты, раб божий, вылезай давай оттуда!
— Не могу! — глухо прохныкал Моня, — оно меня держи-и-ит.
— Кто держит? — не въехал Енох.
— Да хрен его знает! Меня что-то держит и всё, — голос Мони был испуган до предела.
— И вот как теперь ребёнку эту куклу отдавать? — задумался Енох, — он же обосрётся, когда увидит, что кукла двигается и орёт.
— Надо его достать, — глубокомысленно изрёк я и посмотрел на куклу.
— Достаньте! — заверещал опять Моня. — Я не хочу тут сидеть!
— А можно эту куклу красиво нарядить и подарить Лизоньке, — подал гениальную идею Енох. — То-то она удивится, когда Моня начнёт вот так шевелить конечностями и орать.
— Лучше уж подарим детям, — не согласился я. — Они будут счастливы.
— У этого крикливого зеленщика, что по утрам орёт, Савва Кузьмич вроде, аж пятеро спиногрызов дома, — вспомнил Енох и предложил, — давай им подарим?
— Пятеро? — прикинул я, — нет, Енох, это негуманно, они же Моню замучают. Кроме того, у Саввы Кузьмича, если не ошибаюсь, все мальчики. Негоже пацанам в куклы играть. Лучше давай вернем хозяйке.
— Эй! Эй! — опять завопил Моня, который на время притих, прислушиваясь к нашей трепотне. — Ну хватит вам уже издеваться! Достаньте меня отсюда!
— Доставай, — вздохнул Енох, — а то вдруг он там навсегда останется, если время пройдёт.
— А как? — спросил я.
— Ну как засунул, так и доставай! — рассердился Енох. — Я-то откуда знаю?!
— Так я не помню, как засунул, — пожал плечами я.
— Как это ты не помнишь?! — вызверился Моня и кукла завалилась набок, дрыгая одной ножкой, — ты сперва что-то не по-нашему пробормотал и меня всосало внутрь.
— А что я пробормотал? — спросил я.
— Ты что, не знаешь? — вытаращился на меня Енох.
— Не знаю, — честно ответил я. — Я сидел, пытался сделать перевод так, как учил меня Маркони. Но не полностью, а отдельными кусочками. Один из них я попробовал прочитать, чтобы понять — оно звучит так, как у него, или нет…
— Ты что, вслух заклятие прочитал? — осуждающе уставился на меня Енох.
— Ну какое заклятие, это был фрагмент…
— Это было именно, что заклятие! — костлявый палец призрачного скелета уставился на меня, — ты разве не знаешь, что нельзя неизвестные заклятия вслух произносить?