— Идите домой, собирайтесь, — велел я сектанткам, — а я схожу свои вещи заберу. Вместе пойдем.
— Ты не вернешься! — набычилась Настасья, — не ходи! Или давай я с тобой пойду? А Акулина сама вещи соберёт.
— Я боюсь, — заныла та.
— Вернусь, — жестко сказал я, чтобы предотвратить бабскую истерику. — Мне к Софронию надо. Очень надо. А в агитбригаду я быстро схожу — только вещи свои заберу, там же документы и передача Софронию. Иначе смысла мне к нему идти нет.
— Я с тобой! — продолжала настаивать Настасья.
Ну не дура-баба?!
— И как ты себе это представляешь? — удивился я, — ваших главных всех замели, а тут ты припрёшься. Так тебя же сразу в холодную посадят. Как соучастницу и вдохновительницу! И я ничего сделать не смогу! И не буду даже подставляться! Я за Урал не хочу! Мне и тут хорошо!
— Я не соучастница!
— Ты в гареме у Епифана этого. У тебя даже кличка сектантская есть — Саломия-мироносица.
Теперь уже Настасья всхлипнула.
— Так! — подвёл черту под беседой я, — расходимся. Собираем вещи. Вы ждёте меня. Если я через час не приду к вам — тогда пойдёшь на агитбригаду за мной.
Оставив повеселевших дамочек, я со всех ног бросился на школьный двор.
Как ни странно, во дворе было тихо, в школе — темно, лишь в одном окне мерцал неясный огонёк свечи.
Учительская — догадался я.
Где все остальные — я даже не представлял.
Я тихонечко проник в школу, стараясь, чтобы дверь не скрипнула. На пороге снял обувь и так, в одних носках, бесшумно ступая, пошел к себе в чуланчик. По дороге заглянул в учительскую — на тюфяке лежал Григорий с закрытыми глазами. Рядом, на другом тюфяке прикорнула Люся. Видимо её очередь дежурить была.
Проходя мимо класса, где спали девушки, я остановился и прислушивался — там тоже тихо сопели.
Вот и отлично.
Буквально просочившись к себе в чуланчик, я принялся судорожно пихать вещи в торбу. Возьму минимум.
— Генка! Что случилось?! — выпалил Енох, — Что происходит?!
— Ты где уже которую ночь бегаешь? — прицепился следом и Моня.
Оставив вопросы призраков без ответа (боялся разбудить девчат), я продолжил собираться. Остальные сгрёб в узел — когда агитбригадовцы будут уезжать отсюда, то заберут. А я их потом нагоню. Маршрут их гастролей я хорошо знал, специально изучил, так что где-то по дороге я их перехвачу.
Оставалось написать в записке причину, почему я отлучился, да ещё ночью, да ещё не сказав никому ни слова. Что я и сделал. Записку положил на видное место.
А сам, прихватил торбу с минимальным набором вещей, также тихо выскользнул обратно.
До дома сектанток бежал так, что ой. Честно говоря, боялся, что парни сейчас вернутся и меня найдут. И тогда ни к какому Софронию я не попаду.
Но обошлось.
В доме Настасьи и Акулины горел свет. Я торопливо вошел в дом.
— А вот и наш дорогой гость! — за столом сидел Епифан и смотрел на меня.
Глава 22
— И какое у тебя дело может быть к Софронию? — лениво процедил Епифан.
Он восседал за накрытым сытным ужином столом, а рядом суетились Настасья и Акулина, подкладывая ему лучшие куски. Или же лучше говорить сестра Мария Магдалина и сестра Саламея-мироносица? Как бы там ни было, но они носились вокруг него, словно курицы-наседки. Разве что не кудахтали.
— Я, кажется, вопрос задал, — протянул Епифан, рассматривая меня с вялой небрежностью.
Я развёл руками и сказал:
— А как это вам удалось удрать? В окно прыгали или через подпол ползли?
Епифан побагровел, но усилием воли взял себя в руки:
— Там дверь была во двор, — с деланным спокойствием ответил он, — когда ваше дурачьё с Митрофаном болтать начало, я вышел.
— Бросили Митрофана, значит? — поддел я.
— Да зачем бросил, — ухмыльнулся Епифан, — оставил заместо живца.
— Он в холодной сидит, — покачал головой я, — утром следователь приедет, разбираться будет.
Я перевёл взгляд на сектанток, которые копошились у стала и делали вид, что меня здесь нет:
— Значит, решили таки остаться в селе?
Акулина промолчала, а Настасья фыркнула.
Кстати, в залитой светом горнице я, наконец, рассмотрел их нормально. Акулина была пухлощёкая и голубоглазая, чуть курносая правда, но это её не портило, с толстой пшеничной косой, Настасья — черноокой смуглянкой с румянцем на всю щеку. Цвет волос под платком я не разглядел. Но по логике она должна была быть брюнеткой. Красивые. Епифану во вкусе не откажешь.