— Пропел Гришка и издал разухабистый молодецкий свист, который всегда вызывал неистовый восторг у публики. А Зёзик витиевато изобразил спиккато на скрипке. И после этого Гришка и Зёзик поклонились в ожидании бурных оваций.
Однако в ответ раздались лишь жиденькие вежливые аплодисменты. Публика смотрела на них молча. И так уже продолжалось на протяжении этих сорока минут.
У меня создавалось такое впечатление, что коммунарки терпеливо ждут — не дождутся, когда наше представление окончится.
Гришка выскользнул за кулисы, а Зёзик остался на сцене, куда уже выскочила Нюра. Она была в эффектно рваном кумачовом платье, которое олицетворяло революционную суть. Перемежая танцевальные па с сальто, она станцевала танец нищих, который всегда был у нас гвоздём программы.
В ответ зрительницы опять лишь деликатно поаплодировали.
Затем на сцену выскочили Бывалов и Караулов, оба в матросских костюмах, и вприсядку лихо принялись выплясывать «Яблочко», а на гармошке наяривал Зёзик.
Нюра заскочила за кулисы, взглянула на нас и, не сдержавшись, всхлипнула.
— Что? Не проняло? — удивился Гудков, осторожно заглядывая сквозь щель кулис в зал. — Гля, даже на «яблочко» не умиляются, чёртовы бабы.
— Не может такого быть! — вытаращился Зубатов. — Всегда всех пронимает. Особенно баб.
— Вообще не реагируют. Никак, — чуть задыхаясь зло выпалила Нюра и вытерла слёзы тыльной стороной ладони, стараясь не размазать грим. — Даже от моего сальто ни разочку не ахнули. Ничего не понимаю! Как так-то?!
— Ладно! Давайте-ка попробуем чечёточников, — сквозь зубы процедил Гудков.
— Макар… т-ты уверен? — удивился Зубатов, — нынче чечётка идеологически не приветствуется, сам же знаешь это…
— Знаю, Виктор! Но я или пробью эту бабскую закостенелость и достучусь до них, или… даже не знаю! — фыркнул Гудков и рыкнул, — так, Клара, быстро давай костюмы чечёточников и выпускаем Люсю и Жоржа! Рыжова, Бобрович, вы готовы?! Через шесть минут выход!
— Макар, но ты же сказал, что Жорж… — ошеломлённо шикнул ему почти на ухо Зубатов, я услышал, так как стоял рядом, подавая реквизит.
— Я сказал — выпускай! После «яблочка» объявишь чечёточников. Если даже это не подействует, тогда даже не знаю.
— Да ладно, чечётка всегда действует, — отмахнулся Жорж, который явно обрадовался, что его вновь выпускают на сцену, хоть и без репетиций.
— Ага, — нервно хохотнул Гудков и вытащил папиросу, — держитесь, дамочки!
— Макар, здесь не курят, — напомнила ему Клара.
— Ой, извини, Клара. Совсем с этим бабьём забылся! — покаялся Гудков и торопливо сунул папиросу обратно.
— Макар! — Клара упёрла руки в бока и грозно метала громы и молнии, — всё бабьё осталось в семнадцатом, а это — красные коммунарки, или товарищи женщины!
— Да какие они товарищи! Ты гля, даже не реагируют на парней наших! Контра мещанская это, а не товарищи! — вызверился Гудков и опять выхватил папиросу из пачки. Обнаружив её в руках, чертыхнулся и отшвырнул прочь.
На чечёточников реакция была такая же — жиденькие хлопки и не более.
В общем, еле-еле мы домучили это представление.
Хотя небольшое оживление таки прошелестело по залу, когда Зубатов, который исполнял сегодня роль конферансье, вышел на сцену и объявил очередной номер, закончив своё оглашение словами:
— Гля, вроде проняло, зашушукались, — прокомментировал за кулисами Гудков. — Зубатов он такой, он могёт!
— Да нет, это они возмутились, что их «братцами» назвали, — выдал версию Караулов, — бабы же. Надо было «сёстрами» их называть.
После окончания представления, расстроенные агитбригадовцы, которые старались не подавать виду, остались в клубе на праздничный товарищеский ужин с руководительницами коммунарок, а я сунул в карман кусок пирога с капустой и отправился бродить по ночному селу.
Погода была не очень, но я таки решил пройтись по всему селу и запустить Еноха и Моню в каждый дом. Уж очень мне было интересно, что это за бабомужик такой вчера ночью был и где он прячется. Я его тогда так и не догнал, зато заблудился и промок. А сегодня весь день Гудков нас гонял с репетицией, почти до самого представления. Так что вопрос остался нерешенным.
— Вот вечно ты, Генка, в какую-то дрянь влезешь, — сердито шипел Енох. — То с сектантами сцепишься, то какие-то тайные общества у тебя…