— А! Да ты же не знаешь! — вспомнил я, что он не ночевал дома.
— Ты о чём?
— Да у нас тут сперва всю ночь чёрте что творилось, затем Макар всех собрал и полночи ругался.
— Что творилось? Почему ругался? — живо заинтересовался Гришка. Сплетни, интриги и всякие жаренные новости он люто любил.
— Да кто-то подбросил Кларе дохлую рыбу в кровать… — начал я, но тут открылась дверь из квартиры Гудкова, и он едко сказал:
— Спасибо, Капустин. Дальше не продолжай, мы сами с Карауловым разберёмся, — и бросил Гришке, — а ты зайди!
Гришка вздохнул и поплёлся «на ковёр к шефу», а я вышел из здания на улицу.
А там было хорошо. Приятный вечер, такой тихий и прозрачный, как шелк, такой не часто бывает. В воздухе остро пахло какими-то приятными ночными цветами и гороховым супом из чьего-то окна.
Моня следовал за мной как собачка.
— Куда Клара пошла? — спросил я.
— А я откуда знаю, — закрысился Моня, — тебе надо, ты и ищи. А не можешь найти — иди обратно и ложись в кровать. Тебе лечиться надо. Там, может, и переломы есть. А ты ходишь тут.
— Не дождёшься, — усмехнулся я и прикинул, что злачные места в Хряпове концентрировались на главной улице. Если они и пошли, то туда.
— Думаю, Ирина его в ресторан поволокла, — предположил я, — можно обойти все рестораны. Их тут, если не путаю, три или четыре.
— Три, — вздохнул Моня и прибавил, — вот ты упрямый, Генка.
— Я должен найти свой нож, отомстить тем, кто чуть не убил меня и поговорить с Ириной.
Я сделал пару шагов по направлению к улице с ресторанами, но сразу же остановился.
Неожиданно мне в голову пришла другая мысль.
— Ты чего это? — подозрительно спросил Моня.
— Сначала я должен поговорит с тем дедком. Который призрак!
Я круто развернулся и отправился на улицу, где в прошлый раз встретил развесёлого дедка, который так боялся Ирины и видел самоубийцу со знаком на лбу.
Дедка я обнаружил на том же месте. Он пытался прыгнуть в фонтан, но так, чтобы при этом были брызги. Прыгал он хорошо. А вот с брызгами у него никак не получалось. Но дедок оказался упорным и не сдавался.
— Привет, труженикам призрачного фронта! — поздоровался с ним я.
— Сам привет! — буркнул дедок, продолжая свои прыжки.
— Мы в прошлый раз не договорили, — сказал я, — так что там по поводу знака на лбу у повешенного?
— Не интересует! — фыркнул дедок и прыгнул так сильно, что буквально перемахнул через фонтан.
— Чего это вдруг? — удивился я. — Договор, есть договор.
— Ты не только неудачник, но ещё и врун, — заявил дедок.
— Ты давай полегче! — вызверился на него Моня. — Думай кому ты и что говоришь! А то Генка сейчас прямо тебя упокоит! Да так, что попадёшь куда не надо!
— Потому и врун! — настойчиво повторил дедок, — и ты тоже врун!
— А я почему? — удивился Моня.
— Сам же знаешь, что нету больше у него ножа, — насмешливо хмыкнул дедок, — так что и интересу болтать со всяким сбродом больше у нас тоже нету.
— Ты гля, какой борзый! — всплеснул руками одноглазый.
— А вот и не правда, — спокойно сказал я, сдерживая ярость, — ножа у меня действительно нету, но упокоить я могу. Я слова специальные знаю. Ведь у меня и нож-то появился недавно. А до этого я же как-то упокаивал…
— Врёшь! — не поверил дедок.
— Ну проверить ты не сможешь, пока мы не побеседуем, — ответил я. — Так что давай решай, будешь рассказывать или нет, а то я прошлую ночь не спал, и вторую я тоже тратить на болтовню не хочу. Лучше пойду спать.
— И то правда! — обрадовался Моня, — пошли спать лучше.
— Погоди! — всполошился дедок, — поклянись, что ты можешь упокоить.
— Да зачем мне это? — решил взять на понт призрачного старичка я. — Ты всё равно ничего не знаешь.
— Э-э-э! — захихикал дедок, — а ты хитрый. Я кое-что знаю. Но пока не поклянешься, мне нет смысла тебе ничего рассказывать.
— Тогда спокойной ночи! — сказал я и зло сплюнув, пошел обратно.
Да, я что-то до того устал и вымотался, что бегать по ночному городу и играть в догонялки с дедком, с Ириной, с неизвестными похитителями ножа, с Кларой и со всеми остальными совершенно не хотелось. Пойду лучше высплюсь, а потом всё остальное.
Что-то на меня такое безразличие нашло, что я, недослушав, что там лепетал дедок, развернулся и пошел обратно.
Но стоило только войти в свою комнату, как появился дедок.
— А ну пшёл вон! — налетел на него Моня, но дедок только отмахнулся:
— Не мельтеши! Ты мне всё равно ничего не сделаешь. Как и я тебе. Так что давай не мешать друг другу. Быстрее поговорим — быстрее всё выясним и разойдёмся.
— Ну давай, говори, — буркнул я, раздеваясь, — только кратко. Спать хочу. Или приходи завтра.
— Так спрашивай, — развёл руками дедок.
— Хорошо, — кивнул я и задал первый вопрос, — так что там с тем висельником не так было.
— Да понимаешь ли, тут такое дело. Был у нас в Хряпове истопник Тарелкин. Хороший, кстати, истопник. Член в Партию. Активист. И тут вдруг в один прекрасный день, как говорится, нежданно и нагадано пришел домой после профсоюзного собрания и повесился.
— Так, может, его на собрании пропесочили? — предположил я, — Ему стыдно стало, вот и повесился.
— Там на собрании обсуждали революционные протесты против Кармоны.
— Что за карманы? — влез некстати Моня.
— Не карманы, а Кармоны, — покачал головой дедок, — темнота ты бескультурная. А ещё одноглазый. Кармона — это военный диктатор в Португалии. Генерал, между прочим.
— Давай ближе к теме, — поморщился я и сделал замечание Моне, — Моня, ещё раз влезешь не по делу — будешь сидеть в кукле.
— У тебя нет куклы, — хмыкнул Моня.
— Зато кукла есть у Мими, — теперь уже хмыкнул я, — и она тебя качать постоянно будет.
— Молчу! — сразу стал шелковым Моня, и действительно замолчал.
— Умеешь! — с уважением похвалил меня дедок. — Эк выдрессировал ты их. Как шелковые!
Моня вскинулся едко ответить, но, наткнувшись на мой предупредительный взгляд, надулся и замолчал.
— Продолжим, — подбодрил дедка я, — так что там не так с Тарелкиным?
— Ну он весь день нормальный был, весёлый даже, — начал перечислять дедок, — ничего, как говорится, не предвещало…
— Так, может, его девушка бросила.
— Тоже мимо! У него была девушка, Лёля. Красивая. Они даже заявление в ЗАГС подали.
— Может, поругались?
— Тоже нет. Лёля очень его любила и очень хотела замуж, — опроверг моё предположение дедок.
— И, кроме того, на лбу у него выцарапан такой знак.
— А он не мог сам себе выцарапать и потом повеситься? — задумался я.
— Доктор сказал, что выцарапано было уже после того, как он умер.
— Мда, дела, — покачал головой я, — а не нашли, кто это сделал?
— Нет. Да и кто там искать будет⁈
— Понятно, — кивнул я, хоть и было ни черта не понятно, — а с Ириной этой что у вас не так?
— Гнилушка она, — сказал дедок и при этом воровато оглянулся, не слышит ли кто.
— Что такое гнилушка? — спросил я.
— Бесиха она, — почти неслышно сказал дедок и торопливо добавил, — так что, упокоишь теперь?
— Ещё пару вопросов, — не стал уступать я.
— Ну давай, — вздохнул дедок.
— Кто на меня напал в ангаре.
— Это из шайки Рыжего, — сказал дедок, — они обычно ошиваются на рынке.
— Кто их послал? И зачем?
Ну ясно кто! — округлял глаза дедок, — Рыжий. А зачем — не знаю. Сам у него спроси.
— Это Ирина меня сдала?
— Не знаю, — развёл руками дедок, — может, и она. Кстати, она когда-то была полюбовницей Рыжего. А потом он её прогнал. У него молодая маруха появилась.
— Хм, странно, — задумался я.
— Всё! Я больше ничего не знаю! Упокаивай! Ты обещал!
Ничего не оставалось, как прочитать слова заклинания, и, через миг, вредноватый дедок исчез, развеялся.
— Всё, можешь отмереть, — разрешил я надутому Моне. — Я ложусь спать, а ты следи. Чуть что — буди меня.