Официант провёл меня к крайнему столику, поближе к сцене и слегка разочарованно умчался выполнять заказ. А я откинулся на спинку стула и принялся наблюдать эстраду. Пока я разговаривал с официантом, репертуар певички сменился и сейчас она, томно раскачиваясь посреди сцены, пела что-то совершенно душераздирающее:
Как по мне — слишком примитивно, но народу нравилось. Рядом, за соседним столиком сисястым талантом восхищался тучный господин, явно из совслужащих:
— Ты посмотри, Галя, какая экспрессия! Шедеврально! — алчно вытаращившись на внушительные формы примы, он схватил бокал и надолго припал к нему.
Сидящая рядом Галя, тощая дама в соболиной горжетке, явно его восторгов не разделяла и лишь пренебрежительно поджала губы. Её явно было жарко в мехах, но красота требует жертв, и она терпеливо сидела, демонстрируя всем дорогой наряд, жемчуга, золото, и томительно ожидая, когда же всё это, наконец, закончится, чтобы вернуться домой, стереть разъедающий лицо грим и сбросить тесные туфли.
Тем временем певичка затянула какой-то цыганский романс, а у меня над головой внезапно прозвучал знакомый голос, и так это было неожиданно, что я чуть на стуле не подпрыгнул:
— Генна-а-аша-а, — томно растягивая слова, рядом со мной присела Изабелла. — Куда же ты пропа-ал? Я всё жду, жду…
— Дела были, — пожал плечами я и, заметив её голодный взгляд, который она бросила на заварную пироженку, что я как раз уже доедал, и, как джентльмен, спросил, — что тебе заказать?
Это была моя стратегическая ошибка.
И понеслось. Недаром говорят, что на шару и уксус сладкий. Изабелла скромничать не стала и заказала: блины с дичью и брусникой, блины с белужьей икрой, пшённую кашу с раковыми шейками, запечённую осетрину «по-московски», оленину под пармъскимъ сыром, строганину из муксуна, заливное из стерляди, клубничное пралине и лимонный мусс. Немного задумавшись, добавила ещё седло барашка с пряной морковью и жаренными сливами, окончательно осчастливив официанта надеждой на будущие очень щедрые чаевые.
— Я даже боюсь подумать, шампанское урожая какого года она сейчас выберет, — насмешливо хмыкнул призрак, который увидев Изабеллу, моментально материализовался возле моего столика, — а мадама пожрать явно любит. Кстати, у тебя денег хоть хватит всё это оплатить?
Я не ответил, слушая воркование Изабеллы, лишь обжёг одноглазого злым взглядом.
— Ладно, молчу, молчу! — поднял руки в жесте примирения призрак, — но есть одна просьбишка малая, когда тебя за неуплату в милицию забирать будут, брось, пожалуйста, деревяшку куда-то в угол, хочу здесь остаться. А не с тобой по тюрьмам сидеть.
Я промолчал, хоть на язык просилось многое.
Денег и вправду не было столько, чтобы оплатить все эти деликатесы.
— Генна-а-аша-а, я на минуточку, — счастливо и сыто прощебетала Изабелла, поднимаясь из-за стола, — носик попудрю.
Я безучастно кивнул, судорожно размышляя, что же делать. Если я свалю сейчас, то как оно будет? Хотя этот цербер при входе не выпустит.
Так что же делать?
Видимо последнюю мысль я озвучил вслух, так как одноглазый, бросив пялиться на танцующих на сцене фокстрот дамочек сказал:
— А здесь играют?
— Должно быть, — равнодушно пожал плечами я, настроения вообще не было.
— Раньше на втором этаже здесь было казино, — сообщил мне призрак, — а вот как оно сейчас, ума не приложу. Как я понимаю, у вас случилась недавно революция?
Я кивнул.
— Могли и закрыть. А ты спроси тогда у официанта, — решил одноглазый, — он знает.
Я подозвал официанта и спросил его, играют ли здесь.
— Шмен-де-фер? Макао? Баккара? Рулетка? — тихо прошептал официант, наклонившись ко мне.
— Давай макао! — зажегся призрак и радостно потёр руки.
Я хотел сказать, что не умею, но при официанте не стал. Одноглазый явно понял моё замешательство и хвастливо заявил:
— Зато я умею! Ого! Ещё как умею! Сейчас деньжат с этих жирножопых толстосумов срубим! Эххх!
Буквально через пару минут я уже сидел за круглым столом на втором этаже, и банкомёт, судя по выправке, явно из бывших белогвардейцев, лихо перетасовывал карты. Кроме меня, за столом было еще шестеро, всё мужчины, явно нэпманы довольно-таки блатной наружности. Я уже аж пожалел, что повёлся на совет одноглазого.
А вот он был явно в своей стихии.