Я уцепился за противоположный край и помог дотащить до повозки с реквизитом. Идти до места, которое сельсовет выделил нам для представления было недалеко, но декораций и реквизита накопилось столь много, что мы решили взять одну телегу.
Затем мы грузили канаты. Их ещё предстояло растянуть над импровизированной сценой, и Люся на них будет танцевать с горящими факелами.
— Ты бы потеплей оделся, — глянул на меня Жоржик, пока мы пару минут выделили на передышку, — мы же до ночи там будем. Что-то ветер поднимается. Смотри, Генка, замёрзнешь, простудишься. Лечить тебя тут некому.
— Схожу тогда оденусь, — согласился я.
— Сильно не спеши, я сейчас эту подводу туда к сцене отвезу, а потом мы с тобой остальное догрузим.
— А там разгружать разве помочь не надо? — спросил я.
— Да нет, там Гришка и Виктор, так что помогут. Ты утеплись лучше.
— Сделаю! — обрадовался я, и пока выдались пару свободных минут и меня не пригрузили делать ещё что-то, со всех ног ломанулся домой.
В доме было темно как в той синей части тела бабуина, о которой так беспокоилась рябая бабёнка. Я зажег лучину и взял полупиджак.
От него несло петушиным дерьмом и застарелым потом. В общем, с одеждой нужно было что-то решать, и то срочно. Я невесело усмехнулся, вспомнив заплесневелый хлеб. Тут жрать нечего, а я о фраке беспокоюсь.
— Генка, — заискивающим тоном обозвался Енох.
— Вот! — я показал призраку загаженный пиджак, — и как я в этом сейчас на представление пойду? А там, между прочим, холодно. И вот скажи мне, Енох, что лучше — замёрзнуть и заболеть или быть в тепле, но вонять петушиным дерьмом?
— Ты сердишься, человек, — сообщил мне Енох.
— Не то слово, — подтвердил я. — Причем настолько сержусь, что сегодня же попрошу Гудкова разрешить мне ночевать в фургоне. А сюда больше ни ногой, раз такие вредители здесь!
— Я же объяснил… — начал было Енох.
— Да мне пофиг, что ты там кому объяснил! — отрезал я, — из-за тебя я сегодня остался голодным, выспаться ты мне своими разговорами не дал. Зачем мне такое соседство? Нет, пойду в фургон. А ты сиди здесь еще триста лет, в темноте и сырости.
— Генка… — заволновался Енох. — Я же извинился.
— А что мне твои извинения? — фыркнул я, — я от них сытым стану? Новый пиджак появится?
— Как я могу загладить свою вину? — совсем поник Енох и даже мерцать почти перестал.
— А что ты можешь делать?
— Да не особо что-то, — вздохнул Енох.
— Опять врёшь? — разозлился я, — ладно, мне пора, скоро представление, а я тут тебя разговорами развлекаю.
— Подожди, Генка!
— У тебя есть две минуты, чтобы всё рассказать. А я подумаю, полезно ли мне тратить на тебя время или общайся с петухом, — выставил жесткие требования я.
— Ну, про Барсика ты уже знаешь… — признался Енох.
— Слушай, а ты можешь в петуха влезть и его прямо в суп прыгнуть заставить? — осенила меня гениальная мысль.
— Дело в том, что Барсик — кот, — начал Енох.
— Давай без преамбул, я тороплюсь, — напомнил я.
— Я могу устанавливать связь только с некоторыми животными, да и то, ненадолго, — сказал Енох. — Кот, ворон, сова, летучая мышь…
Я мысленно возликовал — это открывало широкие перспективы. Но решил не показывать столь откровенный интерес, поэтому со скучающим видом спросил:
— А в хомяка можешь?
— Нет.
— Жаль, можно было бы отправить хомяка в королевскую сокровищницу… — размечтался я и хохотнул.
Енох укоризненно посмотрел на меня и ничего не сказал.
— Это всё?
— Могу глаза отвести, — начал перечислять Енох, — могу небольшой предмет двигать, листок бумаги, например, или затушить свечу…
— Это всё?
— Ну ещё так, по мелочи, — уклончиво ответил Енох.
Ну ничего, дай мне только время, и мы с тобой разберемся.
— А пошли со мной на представление, — предложил я, — разве тебе не интересно?
— Интересно! — от воодушевления Енох замерцал. — Но увы, это невозможно. Я тебе уже говорил.
— А где эта доска? — спросил я.
— Зачем? — испугался Енох.
— Оторву и возьму с собой на представление, — сказал я.
— А если я развоплощусь? — забеспокоился Енох.
— Вполне возможно. Но у нас один тип говорил, что кто не рискует, тот не пьет шампанское.
— Мудрая мысль, — восхитился призрак.
— Ладно, мне пора бежать, — пожал плечами я и направился к двери, — А ты сиди здесь в одиночестве еще триста лет. Как раз обдумаешь эту мудрую мысль. Если, конечно, сельсовет дом не снесет лет через пять.
— Подожди! — крикнул Енох так, что у меня аж мурашки по коже пошли.