Я скептически взглянул на Еноха. А так как Зёзик стоял сзади, то воспринял мой взгляд на свой счёт и побагровел:
— Нет. Ну вы посмотрите на него! — закричал он, — мы тут его оправдать пытаемся, а он только скалится стоит! В допр его!
— Еще какие мнения? — обвёл всех глазами Гудков и добавил, — товарищи! Вопрос крайне серьёзный. Поэтому высказаться должны все.
— Давайте я, — с кряхтением встал со своего места Гришка Караулов, — я не большой мастак речи толкать, но скажу так — Виктор сам пацана постоянно донимал. Я сам видел. Как он у него кусок хлеба вырвал из рук, а потом на землю, как собаке бросил. Ну что это такое? Кто так поступает с товарищами? Вот пацан обиделся и отдал. Как сумел. Я предлагаю его не наказывать сильно. Просто подумайте. Как бы вы сделали на его месте? У меня всё.
В комнате поднялся страшный гвалт:
— Но это не повод оправдывать воровство!
— Не у тебя украли!
— Товарищи, давайте будем благоразумными!
— Но это же несовершеннолетний!
Наконец, Гудков жахнул кулаком по столу:
— А ну тихо!
Враз установилась тишина.
— Так, ещё только Бобрович не выступил. Говори, Жорж.
Наш силач приподнялся с места и прохрипел:
— Виктор сам его достал. Вы же знаете Виктора. Предлагаю назначить небольшое наказание, а дальше разберёмся. В допр не надо.
И сел на место.
Гудков подвёл итоги:
— Итак, за передачу Капустина органам правопорядка — трое. Зубатов, Голикман и я. Против — Рыжова, Пересветова, Караулов и Бобрович. Так, а Клару мы опять забыли. Товарищ Колодная, вы как считаете?
— Я воздержалась, — пролепетала Клара и бросила на меня извиняющийся взгляд.
— Тебе повезло, Капустин, — сказал Гудков. — Товарищи в тебя поверили. Они не считают тебя совсем уж конченным человеком. В этот раз тебе повезло. Так что, когда ещё захочешь что-то украсть — подумай, что лимит доверия коллектива ты уже почти до дна испытал. Наказание будем назначать тебе в рабочем порядке. На этом всё, товарищи. Давайте расходиться. Завтра у нас большой антирелигиозный лекторий и атеистический водевиль. Так что всем нужно хорошо отдохнуть.
Гудков закрыл собрание.
Мне слова так и не дали…
Поэтому я пошел в дом, где жил Гудков. Предстоял разговор.
Против обыкновения в избе было сильно накурено. Обычно мужики курили во дворе. Макар Гудков сидел в своей любимой позе за столом, склонившись над шахматной доской. Он был хмур и мрачен. На мой визит он демонстративно не обратил никакого внимания.
Как обычно, он играл сам с собой, и, очевидно, сам себе проигрывал.
Я подошёл к столу и покашлял, пытаясь привлечь внимание. Разговор предстоял непростой.
Енох, который паровозиком скользил за мной, подплыл к столу и уставился на доску.
— Чего опять надо? — мрачно сказал Макар, не отводя взгляд от шахмат.
— Я по поводу всей этой ситуации… — начал было я.
— И даже не проси и не доказывай ничего! — вызверился Гудков, — понаразводили тут дамских нервов! Контра!
Он ругался и обличал минут пять, я стоял и молча слушал.
— Всё-таки ты выбрал сторону Зубатова, — с горечью сказал я. Было неприятно. — Поверил ему даже без доказательств.
— Я Виктора знаю уже три года! — запальчиво воскликнул Гудков, — а ты кто такой? Сопляк! Пришел сюда два дня как, и уже свои порядки тут устраивать начал! Не бывать этому! Коллектив такого не допустит!
— Это твоё последнее слово? — зло прищурившись, тихо спросил я.
— Иди отсюда, а то сейчас по шее дам! — рявкнул Гудков.
Енох ткнул пальцем на фигуру и, хитро подмигнув, показал на пустую клетку доски.
Повинуясь порыву, я двумя пальцами взял белого ферзя и переставил его на клетку ж7:
— Шах и мат! — процедил сквозь зубы я и вышел во двор.
На улице уже стемнело, рядом мерцал Енох.
— Пошли к Серафиму Кузьмичу, что ли? — кивнул призраку я, взглянув на звёздное небо, — пора познакомиться.
Глава 10
Серафим Кузьмич сидел перед домом на завалинке, устало откинувшись к стволу старой берёзы и внимательно разглядывал нас. Молодая луна освещала его нескладную фигуру, сотканную, казалось, из серебристой дымки. Его большие, как лопаты, крепкие кисти с распухшими в суставах пальцами постоянно шевелились, словно он перебирал чётки.
— Доброй ночи, Серафим Кузьмич, — сказал я. — Не ожидал здесь встретить ещё кого-то… эммм…
Я замялся. Назвать его призраком или привидением? А вдруг это не принято? Вдруг обидится?
— Мы неупокоенные души, или духи, если по-вашему, — сказал Серафим Кузьмич и пригладил окладистую бороду. — Но как по мне, это отдаёт изрядной чертовщиной. Мне больше по нраву слово «фантом».