— Попробуй только! — вызверился Гудков, бешено вращая глазами.
— Ты сомневаешься? — усмехнулся я. — Тогда тебе меня убить придётся, Макар, потому что я это так не оставлю. Не позволю над собой издеваться! Не надо мне такого отношения.
Гудков вдруг откинулся к стене и расхохотался. Громко, смачно:
— Ну ты молоток, малой! — утирая слёзы, сказал он, отсмеявшись, — молодец, проверку прошел. Характер есть. Наш, советский.
Я молчал, просто смотрел на него.
— Держи, — Гудков отсчитал деньги и, посмеиваясь, положил на стол. — Закупи себе продуктов в селе. Можешь сейчас прям сходить. Скажешь Кларе, что я отпустил. Только не сильно долго там. И это… никто тебя больше не тронет, не боись. Зубатову скажу тоже, чтоб отстал.
— Благодарю, — вежливо сказал я, забирая деньги.
— Ты это… не сердись, Генка, — широко и обезоруживающе улыбнулся Гудков, — у нас тут все такую проверку проходят. Нужно понимать — наш, советский человек рядом с тобой, или мещанское дрянцо. Чтобы можно было уверенно спину в бою открыть и не бояться, что тебе туда нож воткнут. Ведь мы сейчас на передовой идеологической борьбы. Понимаешь?
Я понимал.
— Ну что, мир? — радушно протянул крепкую ладонь Гудков.
— Мир, — не менее радушно улыбнулся я ему и крепко пожал руку. И добавил, — ну как же вы меня разыграли, вот артисты! А я уже было и поверил!
— Ничего, брат, ты у нас ещё и не такое увидишь! — довольно хохотнул Гудков, — когда в коллектив вольешься. Ну, беги в село, а я ещё сводку закончить должен.
Из дома, где жил Гудков я вышел в смешанных чувствах. Ему я ни на секунду не поверил. То, что этот чмырь моментально сориентировался и включил задний ход — я даже и не сомневался. Ссыканул, гад. Одно дело запугивать сироту, беззащитного пацана, и совсем другое, когда тот начал зубы показывать.
И в его внезапное миролюбие я тоже не поверил. Он улыбается, а стоит чуть дать слабину — и мне крышка. Такие люди минуты позора не прощают. И то, что его позиционно уделал мелкий пацан — ещё хуже.
Но эта проблема будет в перспективе. В ближайшие дни он меня трогать не будет. Пока не придумает, как подставить. А мне нужно решать ряд проблем уже сейчас.
Я заскочил к себе и пересчитал деньги. А неплохо так Гудков подкинул! Нужно эту «дубинку» всегда с собой таскать, раз так помогает. А ведь у меня еще есть деньги от Сомова. Эдак я скоро разбогатею капитально.
Так. Продукты сейчас покупать не буду, Сомов прекрасно и так кормит. А перед отъездом прикуплю немного хлеба и сала в дорогу. Однако, в село сейчас-таки схожу. Во-первых, нужно купить молока Барсику. Он, конечно, у меня парень скромный, мышей вон старается ловить, но коту молоко обязательно надо. Или даже сырой рыбки, если получится. Но главное — надо выяснить, кто убил Анфису.
И начну я, пожалуй, с Василия. Пора бы уже познакомиться.
Дом, где обитал Василий, несостоявшийся «жених» Анфисы, находился совсем на другом краю деревни, в противоположной от двора, где квартировались агитбригадовцы, стороне. Здесь я как-то ещё и не побывал ни разу.
Куцая улочка, окаймлённая старыми липами и яблонями, немного петляла, а потом внезапно упиралась в большой добротный дом (кирпичный, между прочим!) за массивными воротами. Из-за высокого забора застенчиво выглядывала раскудрявая берёзка, а больше ничего и не было видно.
Я дёрнул калитку — заперто. Постучал — не открывают. За забором истерически залаяла собака, она лаяла долго, старательно, фальшиво подвывая на последней ноте. Наконец, ей надоело, и она заткнулась.
Я ещё немного потоптался у ворот. Никто не шел мне открывать. Пришлось возвращаться.
Через два двора был колодезь. Обычный такой, с журавлём. От него, тяжело ступая, возвращалась сухонькая старушка. Её беленький платочек сбился: она, расплёскивая, с трудом тащила два неполных ведра воды.
— Добрый день, — поздоровался я и подхватил вёдра, — давайте помогу донести.
— Ой, спасибо, сынок, — от радости её морщинистое личико ещё больше сморщилось, и она принялась торопливо поправлять платочек.
— Показывайте, куда нести?
Старушка ещё больше засуетилась, и повела меня к своему двору. Жила она, по всей видимости, одиноко, но двор был аккуратно выкошен, деревья как под шнурок побелены, а под навесом во дворе тщательно сложена поленница.
— Сюда, сынок, — старушка указала на большую бочку.
Я вылил туда воду, но бочка не наполнилась и до половины.
— Вам же полную бочку надо? — спросил я. — Давайте я сейчас ещё принесу.
— Спаси тя Господи, сынок, — мелко заулыбалась старушка. — Как славно-то! Ой, как славно!