Телега подпрыгнула на ухабе, а я подпрыгнул от озарившей меня мысли — я понял кто мог убить Анфису и Василия! Отец Анфисы! Стопроцентно! Да, сперва я отбросил эту гипотезу, но сейчас, при размышлении я понимал, что только у него был мотив. Очевидно, Анфиса могла ему сказать, что уходит в агитбригаду и он не желал допустить, чтобы распутная дочь, которая опозорила его на всё село, вдобавок ещё и спуталась с безбожниками. О том, что кто-то мог увидеть, как я ходил к Анфисе, я старался не думать, тем более Енох меня заверил, что никто ничего не видел. Василия он мог грохнуть за то, что тот опозорил Анфису и отказался жениться. А что — для убитого горем отца это существенная причина.
И так я взбудоражился от своей догадки, что еле-еле выдержал эти полдня на хуторе.
Агитбригадовцы давали представление. Так как состав был в усеченном виде, то Нюра и Люся танцевали, Зёзик им аккомпанировал сперва на скрипке, а затем — на баяне. Жорж продемонстрировал несколько силовых трюков, потом они с Люсей на пару жонглировали. Моя роль была, как обычно — вовремя подавать и относить на место реквизит.
Затем, в заключение, Нюра, Люся и Жорж сыграли небольшую антирелигиозную сценку, где Люся опять изображала попа, а Нюра и Жорж — обманутых прихожан.
Я стоял и держал в руках красные флаги, которые надо было подать Нюре, после того, когда они споют финальный куплет первой части.
И вот, взявшись за руки, Жорж и Нюра подошли к краю сцены и громко запели:
И речитативом, почти крича, продекламировали:
Дальше по сюжету посрамлённый поп (Люся Пересветова) бегала по сцене и грозно махала кадилом, а после этого Нюра и Жорж должны были исполнить акробатический танец с красными флагами.
И тут Зёзик, который лихо аккомпанировал на баяне, побледнел и схватился за живот.
— Что случилось? — шепотом спросил я.
— Ой, не могу, — прохрипел Зёзик, зеленея на глазах, — живот прихватило, кишки так режет, что не могу больше.
— До конца полчаса примерно осталось, — я торопливо подал флаги Нюре, в глазах которой застыл вопрос, что, мол, за заминка.
— Ой, больше не выдержку, — чуть не плача, Зёзик торопливо стянул ремни баяна и мелкими деревянными шагами, но быстро-быстро, побежал прочь от площадки для представления, по направлению к лесочку.
В это время Нюра как раз уже вскочила на плечи Жоржу и высоко подняла красные флаги в руках. Она должна была под музыку изображать патриотические фигуры.
Только музыки-то не было.
Я стоял, и растерянно смотрел то вслед убегающему Зёзику, то на побледневшую от волнения Нюру.
Пауза затягивалась. В толпе крестьян послышались шепотки.
Ситуацию надо было спасать — я схватил баян и, как сумел, заиграл первый попавшийся более-менее бравурный мотивчик, который только смог вспомнить.
Нюра и Жоржик хоть и выглядели слегка удивлёнными, но с честью исполнили танец, затем Люся Пересветова спела злую песенку посрамлённого попа, затем Нюра и Жоржик речитативом продекламировали победные куплеты и на этом представление закончилось.
Селяне были довольны, многие подходили, жали Жоржу руку, одобрительно кивали Нюре и Люсе. Вскоре появился взволнованный Зёзик.
Он подошел к нашим и сказал:
— Ребята, извините, я все представление вам запорол. Живот так прихватило, что пришлось бежать в кусты. Не надо было мне вчерашнее молоко допивать.
— В каком смысле запорол? — удивилась Нюра. — Всё нормально же станцевали.
— Без музыки только…
Я про себя хмыкнул. Сцена была сделана на высоких сваях и оттуда им не было видно, кто играл внизу.
— Как без музыки? Ты о чем? Музыка же была, — захлопала глазами Нюра. — Только другая.
— Это не я играл, — развёл руками Зёзик.
— Генка, ты, что ли? — повернулась ко мне Люся.
— Вот это да! Вот уж не ожидал от тебя, Капустин, — усмехнулся Жорж и крепко тряхнул меня за плечи.
— Зёзику стало плохо, он убежал, надо было спасать ситуацию, — скромно пояснил я, — что-то такое вспомнил, ну и сбацал более-менее подходящее.
— Более-менее подходящее, говоришь? — хмыкнула Нюра и повернулась к остальным, — а ничего, товарищи, что он «Либертанго» Пьяцоллы соло сыграл, причем без единой ошибки!