Кузька стоял и терпеливо ждал, пока я соберусь, я же стоял и соображал, где кровать Генки.
— Ну ты это… давай быстрее, а то на обед опоздаем же, — нахмурился Кузьма.
— Кузь, вытащи всё у меня из тумбочки, я пока быстро книги отберу.
— Хорошо, — кивнул Кузька. Мне нравился этот паренек, он не спорил, не задавался, и чётко выполнял все мои просьбы, оказывая неоценимую помощь.
Мы резво бросились каждый к своему «участку» и принялись отбирать вещи. Краем глаза я посмотрел — Кузька подбежал к крайней слева кровати и принялся вытаскивать из тумбочки какую-то мелочёвку, одежду…
Я нашел бумажку с фамилией Капустин и снял стопку книг и тетрадей. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что это учебники, и что Генка учится в пятом классе. А ведь должен уже учиться примерно в восьмом. Лоботряс какой-то мне достался. Ну ничего, сейчас я чуть осмотрюсь и начну всё исправлять…
Я открыл Генкину тетрадь и заглянул. Там большими нескладными каракулями было выведено: контрольная работа, 15 сентября 1927 года. Захотелось со всей дури взвыть.
— Генка, я всё, — подал голос Кузька.
Я подскочил к кровати, на которой уже лежали две стопки одежды (повседневной и парадной), бельё и всякая мелочёвка — кусок коричневого мыла, полотенце, зубная щетка, круглая коробочка с дешевым зубным порошком, катушка суровых ниток с иголкой, небольшие ножницы, три пуговицы, рыболовные крючки, пара ржавых гаек и маленький перочинный ножик со сломанным лезвием.
— А куда всё сложить? — задумался я, ведь ни сумки, ни пакета у Генки не было.
— Да вот, — Кузька снял наволочку с подушки и протянул мне.
Я принялся торопливо напихивать всё в наволочку.
— А парадную форму зачем берёшь? — удивился Кузька, — тебе там всё равно на черновые работы возьмут, будешь декорации таскать и какахи за лошадьми убирать.
Я спорить не стал и вернул парадную одежду на место, в тумбочку.
— А учебники зачем? — продолжал допрашивать меня рачительный Кузька, — тебя всё равно от занятий до октября отстранили, потом, как обычно, на второй год оставят.
Но здесь я имел свою точку зрения — нужно было ознакомиться с новым миром, и книги мне пригодятся, почитаю.
— Учиться буду, — сказал я и Кузька спорить не стал, лишь по насмешливому взгляду, которым он меня окинул, стало ясно, что он ни капельки не верит в обучаемость Генки Капустина.
— Слушай, ещё же справку нужно! — хлопнул себя по лбу Кузька.
— Какую?
— А как тебя отсюда выпустят? Да и Гудков без бумаг не возьмёт.
— Слушай, Кузь, а где её брать?
— Ты давай доскладывайся, а я сбегаю к Виктору и возьму.
— Давай, — обрадовался я и Кузька вылетел из спальни, а я продолжил отбирать генкины вещи.
Я как раз сортировал книги (замусоленный библиотечный томик про Ната Пинкертона оставлю здесь, а вот учебник по истории — беру с собой!), как вдруг скрипнула дверь и в спальню, крадучись, вошли четверо пацанов.
Я продолжал спокойно собирать вещи, не обращая на них внимания, когда они вдруг подошли ко мне и обступили. Я поднял голову, один из них был Чуня, тот, что обличал Генку на собрании СТК.
— Ты шкурник и враг, Капустин! Думаешь, мы твою вражескую натуру не видим? Можешь не прикидываться! — звыпалил вдруг Чуня.
— Почему это я враг? — удивился я и добавил в наволочку учебник по естествознанию.
— Слушай ты! Если бы моё право, я бы тебя собственными руками застрелил бы, вражина буржуйская! — продолжал докапываться до меня Чуня.
— Сочувствую, — пожал я плечами, не желая спорить с ребёнком и продолжил собирать вещи.
— Да ты гля, какая сволочь! — закричал Чуня, — бей гада, ребя!
На меня набросились вчетвером. Я никогда не мог ударить ребенка, поэтому поначалу просто старался задержать их кулаки. Буквально через несколько минут эти детишки накостыляли мне, взрослому мужику, так, что я уже был не рад своим толерантным принципам.
Во мне закипела злость, и я со всей дури пнул ближайшего пацана по ноге. Тот взвыл, потирая больное место. На меня тут же кинулся другой шкет. Ему я отвесил смачную оплеуху. Он схватился за ухо и тоненько заныл на одной ноте. И тут сзади на меня набросили одеяло и принялись мутузить. Еле-еле я отбивался и одновременно прикрывал лицо от ударов.
— Хода! — вдруг крикнул какой-то шкет, который стоял с той стороны двери. — Сюда идут!
Пацаны бросили меня избивать и убежали.
Кряхтя и охая, я стянул одеяло с головы и попытался сесть, из разбитого носа текла кровь, заплывающий глаз видел плохо.