— Енох, в агитбригаду я мог попасть и так, без его вранья, — устало сказал я, перерыв подходил к концу, а вредный призрак опять упёрся, — но именно из-за него, все деньги уходили на счёт школы. А я в это время голодал, если ты помнишь.
Енох не ответил, он задумчиво мерцал.
Мне ждать, что он там надумает, было уже некогда, поэтому я побежал обратно в столярный цех.
Я устроился на своём месте и взял в руки заготовку. Обычно на обработку каждой детали уходило от десяти до семнадцати минут. Я уже приноровился и вполне вышел на усредненное время в тринадцать минут. Я придумал, как меньшим количеством движений обрабатывать большую площадь. Нужно, главное, правильно выдержать угол наклона…
— Капустин! — вдруг окликнул меня какой-то пацан, явно Генка его хорошо знал.
А вот я даже не представлял кто это.
— Чего? — буркнул я, так как сбился почти на полминуты.
— А с кем ты там сейчас за сараем разговаривал? — ехидно поинтересовался тот, — мы с Федькой заглянули, когда ты ушел, а там никого и нету.
Разговор заинтересовал остальных пацанов, и они наострили уши.
Во, блин, попал! Почти спалился! Нужно быть осторожнее. Что-то я совсем забыл, что пацаны — самый любопытный в мире народ.
— И что?
— Так ты с кем там разговаривал, а?
— Я репетировал, — пожал плечами я.
— Что репетировал? — разочарованно спросил пацан.
— Ну ты же знаешь, как за мной Смена бегает? — равнодушным голосом сказал я, — уже все в школе знают. Чтобы над ней не смеялись, я, как порядочный человек, решил на ней жениться. А так как раньше я никогда этого не делал, то репетировал, что ей нужно говорить.
В цеху повисло ошеломлённое молчание. Да, я нёс полный бред, но, во-первых, с наглым уверенным видом, а, во-вторых, они мне поверили. Ещё никогда в истории трудовой школы ни один пацан добровольно бы не признался бы в таком постыдном намерении, как женитьба на девчонке.
Не успел народ отмереть и переварить мои слова, как во дворе раздался душераздирающий крик. Так кричит только вусмерть перепуганный человек. Моментально всех сдуло во двор. Я выбежал тоже, досадуя, что этот крик перебил мой розыгрыш и не вышло эпатировать публику в полном объеме.
Во дворе трясся Михалыч. Глаза его были выпучены, сальные жидковатые волосенки на голове буквально стояли дыбом.
— Михалыч, что случилось?
— Товарищ Гук, что такое?
— Чего вы кричали?
Вопросы посыпались со всех сторон, а Михалыч прислонился к стене и ошеломлённо тряс головой.
— Да погодите вы! — рявкнул появившийся Кривошеин, — разгалделись. Чего пристали к человеку? Не видите, что-то стряслось! Идите работайте! Мы сейчас сами разберемся. Правда, дядя Савелий?
Но народ расходиться не спешил. Всех разбирало любопытство. Кривошеин ещё раз попробовал всех турнуть, и даже пригрозил СТК, но любопытные пацаны жаждали знать, что случилось, даже ценой личной свободы.
— Ну, Савелий, ты чего? — появился молодой воспитатель, вроде Иван Иваныч его звали, но точно не знаю.
Мастер потряс головой и вдруг выдал:
— Ты представляешь, Ваня, — хлопая глазами сказал он, — сижу я себе, работаю и тут вдруг на меня крыса набросилась.
— Покусала? — ахнул Иван Иванович, — покажи где? Тебе сейчас в больницу надобно!
— Да погоди ты, — отмахнулся мастер, — не покусала. Она встала на задние лапы и принялась плясать. А потом из-за буржуйки вышла другая и тоже начала плясать. Вы не представляете, как это страшно!
— А кричал ты чего? — с жалостью глядя на Михалыча, спросил воспитатель.
— Да вот они пляшут, пляшут, и тут залетела большая птица, вроде ворона, но больше, и как бросилась на меня, — ответил мастер, — я так испугался, что закричал.
— Мыхалыч, а ты сегодня к Никифоровне сколько раз ходил? — вдруг басовито прогудел Федька.
И все засмеялись.
Ну, молодец, Енох.
Еще пару таких «номеров» и СТК поймёт, что испорченный станок — дело рук пьяного забулдыги.
Нет, в данном случае мне его не было жалко. То, что он пьёт его отнюдь не оправдывает. Он испортил станок и свалил поломку на ребёнка. Это хорошо, что в Генку попал я, взрослый мужик. А был бы пятнадцатилетний подросток, да ещё, как я понял, не великого ума, он бы точно или сломался, или сбежал бы на улицу и стал вором.
Поэтому взрослого мужика, который ради своих пагубных страстей не пожалел ребёнка, я тоже жалеть не собираюсь. Ему нет места среди детей. Он социально опасен. Поэтому я добьюсь того, чтобы его отсюда уволили.
Иначе он может следующего ребенка и вовсе до суицида довести.