Внутренняя связь смерти и воскресения особенно проявляется в византийском богослужении Великой Недели. Уже в Великую Пятницу, то есть, в день смерти Христа, в молитвах и песнопениях Восточной Церкви явно слышится мотив воскресения. Разумеется, смерть Иисуса в богослужении этого дня занимает главное место, но она здесь все время связывается с грядущим воскресением. Восточная Церковь предупреждает закононодателей Израиля не тешиться тем, что им удалось обвинить и распять Иисуса, ибо Его смерть не есть конец: «Законоположницы Израилевы, иудее и фарисее, лик апостольский вопиет к вам: се храм, Егоже вы разористе; се Агнец, Егоже вы распясте, гробу предасте; но властию Своею воскресе» (Тропари, глас 8).[115] Однако это совсем не означает, что смерть Иисуса была не настоящей. Спаситель умер истинной и страшной смертью, но Своей смертью Он как раз и заковал в оковы тирана, то есть, смерть. Об этом же говорит и Матерь Иисуса умершему Своему Сыну: «Сыне Мой, где доброта зайде зрака Твоего? Не терплю зрети Тя неправедно распинаема: потщися убо востани».[116] В конце всего богослужения Великой Пятницы во время целования Плащаницы Русская Православная Церковь устами Божией Матери говорит: «Увы Мне, Чадо Мое! увы Мне, Свете Мой, и утроба моя возлюбленная! Симеоном бо предреченное в церкви днесь собыстся: Мое сердце оружие пройде; но в радость Воскресения Твоего плач преложи».[117] В Восточной Церкви ведущий мотив литургии Великой Пятницы выражен в следующей часто повторяемой строке: «Поклоняемся страстем Твоим Христе, покажи нам и славное Твое воскресение» (Утреня, 15 антифон).[118]
Разумеется, если рассматривать восточную литургию одной только Великой Пятницы, тогда постоянное обращение к воскресению Христа можно было бы объяснить ожиданием и надеждой и поэтому не считать его характерным для восточного переживания. Однако, зная, что это повторяется и в Пасхальное Воскресение, мы, возвращаясь к Великой Пятнице, можем проследить, как это обращение приобретает для нас новый смысл и значение. Если в литургии Великой Пятницы Воскресение составляет главный мотив праздника, то в литургии Пасхального Воскресения главный мотив – крест и страдание. В Великую Пятницу Восточная Церковь словно следит за тем, что произойдет в Пасхальное Воскресение. В Пасхальное же Воскресение она обращает свой взор на то, что произошло в Великую Пятницу. Грядущее и прошлое переплетаются в одном неразделимом единстве смерти и воскресения. Без воскресения смерть Христа была бы полным и окончательным Его поражением: умерший и не воскресший Иисус никакой не Спаситель мира, даже если бы Он морально и пожертвовал бы Собой во имя человечества. Однако без смерти кенозис Христа был бы не полон и Иисус не испил бы всей судьбы человечества, следовательно, не принял бы на Себя его грехов реально, ибо тот, кто реально принимает на себя грехи человечества, принимает и смерть как последствие греха. Ведь Спасение человечества это не придача чего-нибудь еще к тому, что оно уже имеет, спасение естьвнутреннее изменение, затрагивающее даже онтологические глубины человеческого существа. Спасение есть преодоление прежнего положения человека, которое преодолевается не по приказу сверху, но претерпевается изнутри полностью и до конца, исчерпывая таким образом все ресурсы прежнего положения. Вечная жизнь, вызванная искуплением Христа, не есть продолжение естественной жизни в смысле бессмертия, это есть бытие на совершенно ином уровне, которое приходит к человеку онтологически из впервые дарованной ему благословляющей Благодати, но экзистенционально – только после выстраданной им смерти. Воскресение реализовывает это новое существование. Смерть же завершает прежнее существование, без которого и новое существование было бы невозможным.
115
Триодь постная – в книге «Православный богослужебный сборник» – Москва – 2000 – С. 322.