Величайшее же самоограничение и самоуничижение Бога происходит на третьей ступени кенозиса, а именно – в смерти. Бог умирает нашей смертью, чтобы преодолеть её в корне и таким образом даровать нам вечную жизнь (ср. Ин 11, 25-26) – жизнь не продленную на уровне естественного существования, но всю сразу как беспредельное настоящее. Умереть за другого есть величайший знак любви, ничто другое не может быть выше этой любви, ничто не может ее заменить. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15, 13). Вочеловечение Логоса привело к тому, что человек стал другом Бога. Христос не называет Своих учениковрабами, «ибо раб не знает, что делает господин его»; это означает: раб не участвует в жизни своего господина, он не разделяет с ним ни его бытия, ни его дел. Христос называет Своих учеников друзьями, ибо Он сказал им всё, что слышал от Отца Своего; это означает: Он ввел их в Божественную жизнь, Он сделал эту жизнь общей: через Христа Бог поделился с человеком Своим содержанием (Ин 15, 14-15). Человек стал причастником Божественной жизни. Поэтому он не раб Бога, но Его друг. Христос умирает ради друга на кресте и этим выражает самую высокую – никогда неиссякаемую и никем недосягаемую – любовь к человеку, а через него и ко всему тварному миру.
В византийском богослужении Восточной Церкви имеется множество определений Христа: царь, владыка, демиург, свет, заря, солнце и т. д. Однако самое употребимое, чаще других встречающееся определение Христа – Друг человеков (philanthropos, человеколюбец – А. М.). Этот эпитет, который так часто применяют для определения Христа, очень древний. Мы находим его уже в Послании к Диогнету, написанному во втором веке, автор которого, к сожалению, не известен. Автор Послания, основываясь на выше упомянутом утверждении св. ап. Иоанна, что Бога не видел никто никогда, говорит, что «доколе Он держал и сохранял в тайне премудрый совет Свой, казалось, что Он оставил нас и не имел о нас попечения. Но после того, как Он открыл чрез возлюбленного Сына Своего и объявил то, что было от века уготовано, – даровал нам вместе все: и быть участниками Его благодеяний, и видеть Его и действовать. Кто когда либо из нас ожидал этого?». Здесь автор Послания как раз и говорит о Боге, как о Друге человеков – Человеколюбце (philanthropos), подчеркивая «безпредельное человеколюбиие» Бога.[132] Византийское богослужение воспользовалось этим определением и применила его к Христу как личностному выражению Божьей любви. Христос есть Друг человеков, Который за них кладет Свою жизнь. В крестной смерти, как в высочайшей ступени кенозиса, становится очевидным беспредельное человеколюбие Бога.
В этом отношении глубокий смысл имеет концепция Христа какединственно возможной теодицеи. Теодицея, как известно, означает оправдание Бога перед лицом зла. Ведь если зло свирепствует равно как в природе, так и в истории, то естественно возникает вопрос, как же может мир быть творением Бога и местом Его явления. Если бы Бог был, тогда зла не было бы, но так как зло в мире есть, то Бога нет. О том, что такой вопрос возникает знал уже и св. Фома Аквинский, исследуя нарекания в Его адрес. В наше время подобные нарекания особенно популярны и весьма болезненны, ибо они лежат в основе одного из видов атеизма, который носит названиеэкзистенционального атеизма. Этот атеизм основывается на практике зла (абсурд, ложь, пытки) и поэтому не может допустить существования Бога как Абсолютного Смысла, Истины и Счастья. Этот вид атеизма особенно распространился во французской экзистенциальной философии. Однако еще раньше, чем французские экзистенциалисты, вопрос существования Бога и сомнения по поводу Его существования высказывали русские нигилисты, которые искали Бога не столько умом, сколько сердцем, стремясь к личной с Ним встрече. Но зло преграждает путь к этой встрече.
Это очень убедительно показывает Ф. Достоевский в своем романе «Братья Карамазовы» (1879-80). Иван Карамазов отрицает не само существование Бога как таковое, но нецелесообразность мира, отрицает потому, что мир наполнен страданиями безвинных существ, особенно детей. Именно страдание безвинного существа свидетельствует о бессмысленности мира, человек же не может принять и признать мира, который лишен смысла. Человек может и должен отрицать этот, лишенный смысла, мир. Возвращая обратно «свой билет на вход», полученный в момент рождения, Иван Карамазов так и поступает. Человек, отрицая лишенный целесообразности мир, тем самым отрицает его как Божье творение: ведь не может же бессмысленный мир быть творением Абсолютного Смысла. Не будучи Божьим творением, мир не свидетельствует нам о Боге, Его не являет и не раскрывает. Поэтому, хотя Иван Карамазов прямо и не отрицает существование Бога, но все же в своей установке по отношению к миру является настоящим атеистом.[133] Cтрадание безвинного существа не позволяет нам увидеть Бога – Любовь, а ведь Бог без любви, Бог, как чистый разум, невозможен. Если бы такой Бог – Бог без любви – и существовал бы, тогда человек был бы морально обязан Его отринуть и даже бороться с Ним, отвергая Его порядок. Подобного рода атеизм Достоевский считал очень веским и даже утверждал, что обнаружил его не в Западной Европе, а только в душе русского человека. В те времена это действительно было правдой. Сегодня же этот экзистенциальный атеизм распространился и в Западной Европе. Наряду с так называемым сциентическим[134] атеизмом, основой возникновения которого послужила точка зрения о бесполезности Бога для науки, экзистенциальный атеизм, основывающийся на абсурдности структуры мира, сегодня представляет наиболее распространившийся вид безбожия.[135]
133
Более широко эту проблемуА. Мацейназатронул в своей студии «Великий инквизитор», которая на русском языке была опубликована в 1999 г. Петербургским издательством «Алетейя».
135
Ср. E. Borne. Gott ist nicht tot. Ueber das Aergernis und die Notwendigkeit des Atheismus – Wien – 1965.