— Мама, конечно, будет счастлива, когда Шем смоет с себя грехи, но если в процессе он утонет, у нас будут неприятности.
— Верно подмечено. — И Джош ступил в воду. — Иоанн! Прекращай эту бодягу!
Иоанн глянул несколько озадаченно:
— Братец Джошуа?
— Да. Иоанн, отпусти его.
— Но он согрешил, — ответил Иоанн, как будто это все объясняло.
— Я сам займусь его грехами.
— Ты думаешь, ты у нас один такой, а? Дудки. Мое рождение тоже ангел вострубил. И было предсказано, что я поведу за собой. Ты не единственный.
— Об этом мы поговорим в другой раз. Отпусти его, Иоанн. Он очистился от скверны.
Иоанн убрал руки, мой братец поплавком выскочил на поверхность, а я сбежал по склону и поскорее уволок всех подальше от реки.
— Погоди, остальные еще нечисты. На них скверна греха.
Джошуа шагнул между Крестителем и своим братом Иаковом, следующим в очереди на окунание.
— Ты ведь не скажешь об этом маме, правда?
Иакова колотило между ужасом и яростью — он пытался развязать намокший узел на шее. Ему явно хотелось отомстить старшему брату, но лишь тот мог уберечь его от Иоанна, а отказываться от защиты было немудро.
— Если мы разрешим Иоанну крестить тебя сколько влезет, ты уже ничего не сможешь маме рассказать, правда, Иаков? — Это я так пытался помочь.
— Не скажу, — выдавил Иаков. Он опасливо глянул на Иоанна — тот лыбился на нас так, будто в любую секунду мог схватить кого-нибудь и очистить от скверны. — Он что — наш брат?
— Троюродный, — сказал Джошуа. — Сын Елисаве-ты, двоюродной сестры нашей матери.
— А когда ты с ним познакомился?
— Я не знакомился.
— Тогда как ты его узнал?
— Узнал, и все.
— Он псих, — сказал Иаков. — Вы оба психи.
— Ага, это у нас семейное. Может, повзрослеешь и тоже психом станешь. Ты ничего не скажешь маме.
— Не скажу.
— Хорошо, — сказал Джошуа. — А теперь вы со Шмяком ведите малышей дальше.
Я кивнул и бросил опасливый взгляд на Иоанна.
— Иаков прав, Джош. Он действительно псих.
— Я все слышал, грешник! — заорал Иоанн. — Тебе, наверное, тоже надо очиститься.
В тот вечер Иоанн с родителями разделили с нами ужин. Странно: предки Иоанна оказались старше Иосифа, даже старше моих деда с бабкой. Джошуа сказал, что рождение Иоанна было чудом, о котором действительно объявил ангел. Мать Иоанна Елисавета талдычила об этом весь ужин так, будт о случилось это лишь вчера, а не тринадцать лет назад. Когда старушка умолкла, чтобы перевести дух, вступила мама Джоша — и тоже про божественное провозглашение, только насчет собственного сына. Время от времени встревала и моя мама — испытывая потребность тоже как-то явить свою материнскую гордость, которой вовсе не ощущала:
— Знаете, про Шмяка ангелы ничего не говорили, но примерно в то время, когда его зачали, саранча нам весь огород поела, а у Алфея целый месяц живот пучило. Наверное, тоже какой-то знак. С другими мальчиками у меня так не было.
Ах, маменька. Я уже говорил, что она одержима бесами?
После ужина мы с Джошем развели отдельный костерок — подальше от остальных, надеясь, что нас отыщет Мэгги. Но отыскал нас Иоанн.
— Ты не помазанник, — сообщил он Джошуа. — К моему отцу приходил Гавриил. А у твоего ангела даже имени нету.
— Мы не должны о таком говорить, — сказал Джошуа.
— Ангел сказал моему отцу, что сын его приготовит путь Господу. А сын — это я.
— Прекрасно. Тебе я иного и не желаю, Иоанн, — только стань Мессией.
— Правда? — удивился Иоанн. — Но твоя мама, кажется, так… так…
— Джош может воскрешать мертвых, — сказал я. Иоанн перевел на меня безумный взгляд, и я на всякий случай отодвинулся — вдруг ударит.
— Ничего он не может, — сказал Иоанн.
— Может. Я сам два раза видал.
— Не надо, Шмяк, — сказал Джошуа.
— Ты лжешь. А лжесвидетельствовать — грех. — Однако Креститель, похоже, скорее запаниковал, чем разозлился.
— У меня не очень хорошо получается, — признался Джошуа.
Глаза Иоанна чуть не вылезли из орбит — но, видимо, больше от изумления, нежели от злости.
— Ты это взаправду? Воскрешал мертвых?
— А также исцелял недужных, — прибавил я.
Иоанн схватил меня за рубаху и притянул к себе так, словно пытался прочесть мои мысли.
— Ты ведь не лжешь, правда? — Он перевел взгляд на Джошуа: — Он не лжет, да?
Джош покачал головой:
— Думаю, что нет.
Иоанн отпустил меня, протяжно выдохнул и снова сел на землю. В его глазах, набухших слезами, поблескивало пламя. Он смотрел в пустоту перед собой.
— У меня гора с плеч. Я уже просто не знал, что делать. Я не умею быть Мессией.
— Я тоже, — сказал Джошуа.
— Эх, я надеюсь, ты и впрямь можешь мертвых воскрешать, — сказал Иоанн. — Потому что мою матушку это просто прикончит.
Следующие три дня мы шли с Иоанном — сквозь Самарию, в Иудею и наконец в Святой город. К счастью, рек или ручьев по дороге попадалось немного, поэтому крещения удалось свести к минимуму. Настрой у Иоанна был правильный — он действительно хотел избавить наш народ от грехов. Просто никто не верил, что Господь возложит ответственность за это на тринадцатилетнего мальчишку. Чтобы Иоанн был счастлив, мы с Джошем позволяли ему крестить наших младших в каждом водоеме по пути — то есть до тех пор, пока сестренка Джоша Мириам не расчихалась и Джошу не пришлось совершать экстренное исцеление.
— Ты и вправду можешь исцелять! — воскликнул Иоанн.
— Да ладно, насморк — пустяки, — сказал Джошуа. — Капелька соплей — фигня перед силой Господа.
— А ты… не попробуешь на мне? — спросил Иоанн, задрал свою хламиду и оголил причинные, сплошь покрытые болячками и зеленоватой коростой.
— Прикройся, прошу тебя, прикройся! — завопил я. — Опусти рубаху и сейчас же отойди!
— Какая гадость, — сказал Джошуа.
— Я что — нечист? У отца я спрашивать боялся, а к фарисею пойти не могу, поскольку у меня самого отец священник. Наверное, это оттого, что я в воде все время стою. Можешь меня исцелить?
(Тут я должен сказать, что именно тогда младшая сестренка Джошуа Мириам, судя по всему, впервые увидела причинное место мужчины. В то время ей было всего шесть лет, но зрелище настолько ее перепугало, что она так никогда и не вышла замуж. Последнее, что о ней известно: Мириам остригла волосы, надела мужскую одежду и переехала на греческий остров Лесбос. Но все это случилось намного позже.)
— Давай, Джош, — сказал я. — Возложи на недуг свои длани и исцели его.
Джошуа пасмурно глянул на меня и перевел взгляд на брата своего Иоанна. Теперь в его глазах читалось только сострадание.
— У моей мамы есть бальзам, можешь намазаться, — предложил он. — Давай поглядим сначала, подействует он или нет.
— Я уже пробовал бальзам, — хмуро ответил Иоанн.
— Этого я и боялся, — сказал Джошуа.
— А натирать оливковым маслом не пробовал? — спросил я. — Вылечить, наверное, не вылечит, но хоть отвлечешься.
— Шмяк, я тебя умоляю. Иоанн недужен.
— Извини. Джошуа сказал:
— Иди сюда, Иоанн.
— Господи-исусе, Джошуа, — вмешался я. — Ты же не собираешься его трогать, а? Он нечист. Пусть идет к прокаженным.
Джошуа возложил руки на голову Иоанна, и глаза Крестителя закатились. Я подумал, что он сейчас упадет, и он покачнулся, однако остался на ногах.
— Отец, ты послал этого отрока уготовлять путь. Так пусть же он телом своим будет чист так же, как духом.
Джошуа отпустил троюродного брата и шагнул на-, зад. Иоанн открыл глаза и улыбнулся.
— Я исцелен! — вдруг завопил он. — Меня исцелили. Он начал было приподнимать хламиду, но я поймал его за руку:
— Не стоит, мы поверим тебе на слово. Креститель рухнул на колени и распростерся перед Джошуа, ткнувшись физиономией ему в ступни.
— Ты поистине Мессия. Прости меня, что я сомневался. Весть о твоей святости я разнесу по всей земле.
— Э-э, как-нибудь потом, только не сейчас, — сказал Джошуа.
Не поднимаясь, Иоанн схватил Джоша за лодыжки.
— Не сейчас?
— Мы пытаемся держать это в секрете, — сказал я. Джош потрепал троюродного брата по макушке.