— Яд, — улыбнулась Радость. Губы ее улыбки — робкие и девичьи, но глаза ухмылялись тысячелетним коварством.
— А-а, — сказал я и отхлебнул чаю. Густого и душистого, как и прежде, только теперь в нем ощущался намек на горечь.
— Шмяк, ты можешь угадать тему нашего сегодняшнего урока? — спросила Радость.
— Я думал, ты мне расскажешь, что находится в той комнате «дома рока».
— Нет, сегодняшний урок не об этом. Валтасар не хочет, чтобы ты знал, что в этой комнате. Попробуй еще раз.
В кончиках пальцев на руках и ногах у меня начало покалывать, и я вдруг понял, что мой череп онемел.
— Ты научишь меня, как делать огненную пудру, которой Валтасар пользовался, когда мы приехали?
— Нет, глупенький. — Смех Радости звенел чистым ручейком по камням. Она легонько толкнула меня в грудь, и я повалился на спину, не способный пошевельнуться. — Наш сегодняшний урок… ты готов?
Я хрюкнул. Больше я ничего сделать не смог. Рот свело.
— Сегодняшний урок таков: если тебе в чай наливают яд — не пей.
— Умгу, — как бы вымолвил я.
— Ну что, — сказал Валтасар, — я вижу, Крохотные Ножки Божественного Танца Радостного Оргазма приоткрыла тебе, что хранит в пузырьке у себя на шее. — И волхв от всей души расхохотался, откинувшись на подушки.
— Он умер? — спросил Джошуа.
Девушки положили мое парализованное тело рядом с Джошем и подперли, чтобы я мог смотреть на Валтасара. Прекрасные Врата Небесной Влаги Номер Шесть, с которой я успел лишь познакомиться и пока не придумал ей кличку, капнула мне чем-то в глаза, чтобы не пересыхали, поскольку моргать я, кажется, тоже разучился.
— Нет, — ответил Валтасар. — Он не умер. Он просто расслабился.
Джошуа ткнул меня под ребра, и я, конечно, даже не дрыгнулся.
— И правда расслабился, — подтвердил Джош. Прекрасные Врата Небесной Влаги Номер Шесть вручила Джошу бутылек с глазными каплями и откланялась. Все девушки вышли.
— А он может нас видеть и слышать? — спросил Джошуа.
— О да, он при полной памяти.
— Эй, Шмяк, я учусь Ци, — заорал мне в ухо Джош. — Оно нас обтекает. Его не видно, не слышно, оно не пахнет, но оно есть.
— Орать необязательно, — сказал Валтасар. Я бы сказал то же самое, если бы мог говорить.
Джошуа капнул мне в глаза.
— Извини. — И повернулся к Валтасару: — А этот яд — откуда он взялся?
— Я учился у одного мудреца в Китае — он служил главным отравителем императора. Он и научил, как и массе другого волшебства пяти стихий.
— А зачем императору отравитель?
— Такой вопрос приличествует только крестьянину.
— Такой ответ приличествует только ишаку, — ответил Джошуа.
Валтасар расхохотался.
— Да будет так, дитя звезды. Вопрос, заданный всерьез, требует и ответа всерьез. У императора много врагов, от которых следует избавляться, но гораздо важнее, что у него много врагов, желающих избавиться от него. Большую часть времени мудрец составлял противоядия.
— Значит, у этого яда есть противоядие, — сказал Джош и опять ткнул меня под ребра.
— Всему свое время. Всему свое время. А пока выпей вина, Джошуа. Мне бы хотелось обсудить с тобой три алмаза Дао. Три алмаза Дао таковы: сострадание, умеренность и смирение…
Через час вернулись четыре китаянки, подняли меня, вытерли с пола слюни, которые я напустил, и унесли меня в наши покои. Проплывая мимо огромной железной двери, я услышал с той стороны какое-то царапанье, и голос у меня в голове произнес: «Эй, пацан, открой дверь, а?» — но девчонки ничего не заметили. В покоях они обмыли меня, влили в рот какой-то густой бульон, уложили на кровать и закрыли мне глаза.
Я слышал, как в комнату вошел Джошуа и заше-буршал, готовясь ко сну.
— Валтасар говорит, что скоро велит Радости дать тебе противоядие, но сперва ты должен усвоить урок. Говорит, так у китайцев принято учить. Странный способ, правда?
Если б я мог издавать какие-то звуки, я бы согласился, что да, способ и впрямь очень странный.
Итак, теперь вы знаете:
У Валтасара были наложницы, числом восемь, и звали их:
Крохотные Ножки Божественного Танца
Радостного Оргазма,
Прекрасные Врата Небесной Влаги Номер
Шесть,
Соблазнительница Золотого Света
Урожайного Полнолуния,
Изысканное Воплощение Двух Фуских Псов,
Борющихся Под Одеялом,
Женственная Хранительница Трех Штолен
Непомерного Дружелюбия,
Шелковые Подушки Райской Мягкости Облаков,
Стручки Гороха В Утином Соусе С Хрустящей
Лапшой
и Съю.
И вот я стал ловить себя на мыслях — как и любой мужчина на моем месте — о происхождении наложниц, их мотивации и тому подобном, ибо каждая была красивее предыдущей, в каком порядке их ни выстраивай, и это казалось дикостью, поэтому через несколько недель я уже не в силах был выносить любопытства, что исцарапало мне весь мозг, точно кошка свою корзинку, и, дождавшись редкого мгновения, когда мы остались с Валтасаром наедине, спросил:
— Почему Сью?
— Сокращение от Сусанны. Вот и приехали.
Полные имена их были несколько неуклюжи, а если произносить их по-китайски, звучало так, будто с лестницы скидывали мешок ножей и вилок (тинь, тонь, янь, винь и т. д.), поэтому мы с Джошем звали их так:
Радость,
Шестерочка,
Луна,
Песик Фу,
Штоленка,
Подушечка,
Горошинка
и, разумеется,
Сью,
которую мы все равно не придумали, как сократить. Если не считать группы мужчин, каждую пару недель привозивших из Кабула провиант (лишь тогда нам приходилось таскать какие-то тяжести), восемь наложниц делали в крепости все. Несмотря на удаленность от всего на свете и очевидное богатство хозяйства, охраны во дворце не было. Весьма любопытно.
Всю следующую неделю Радость натаскивала меня в иероглифах, которые мне следовало знать, чтобы понимать «Книгу Божественных Эликсиров, или Девять Треножников Желтого Императора» и «Книгу Жидкой Жемчужины в Девяти Циклах и Девяти Эликсиров Божественных Бессмертных». План был таков: как только два эти древних трактата начнут отскакивать у меня от зубов, я стану помогать Валтасару искать бессмертие. Потому-то, кстати, Валтасар и отправился вслед за звездой в Вифлеем засвидетельствовать рождение Джошуа и проинструктировал Ахмада не упустить еврея, который придет искать африканского волхва. Валтасар стремился к бессмертию и полагал, что у Джоша есть к нему ключ. Мы в то время этого, конечно, не знали.
Усидчивость моя на занятиях грамматикой была предельно обострена: сосредоточиться помогало то, что я не мог пошевельнуть ни мускулом. Каждое утро Песик Фу и Подушечка (названные так за сладострастие, к коему явно прилагалась немалая сила) выволакивали меня из постели, выдавливали над очком, омывали, вливали в меня бульон, относили в библиотеку и подпирали подушками, а Радость читала лекции о китайских иероглифах, которые рисовала влажной кистью на больших грифельных досках с подставками. Иногда с нами оставались и другие девчонки: они складывали мое тело в разные позы, неимоверно их развлекавшие, и сколь ни должно было раздражать меня подобное унижение, по правде говоря, наблюдение за тем, как Подушечка и Песик Фу заходятся в пароксизмах девчачьего хохота, быстро превратилось в отраду моих парализованных дней.
В полдень Радость устраивала перерыв, а девушки — две или больше — опять выдавливали меня в очко, вливали в меня еще бульона, а затем нещадно издевались надо мной до самого возвращения Радости. Она хлопала в ладоши и отсылала их прочь, хорошенько выбранив. (Радость, несмотря на крохотные ножки, была из всех наложниц самого бычьего телосложения.)